Что стоишь, нагнувшись под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу…
Мы читаем эти есенинские строчки, и видим зимний пейзаж с одиноким неровным кленом, ухватившимся за самый край санной дороги, засыпанный сугробом. И даже чувствуем, как холодно дереву, словно человеку. Вот именно – дереву-человеку! Это и есть О-ЛИЦЕ-ТВОРЕНИЕ. О лице творение. Творение лица. О! Перенесение свойств, действий, качеств человека на дерево. Как хотите, так и поверните – сотворенное лицо – у невоодушевленного предмета! – останется.
А самое дивное – мы ведь не думаем, что у клена ноги не может быть. Что дерево ни видеть, ни слышать, ни ходить не может. И под метелью оно не нагнется, как человек, и в снегу не утонет. В снегу, вообще, утонуть нельзя – только в воде, в болоте… Мы просто воспринимаем живую картину, образ клена, зимнего дня, и нашу собственную кожу леденит на зимнем ветру, и болью пронзает ногу.
Когда мы говорим: хор поет, солдат ползет, мальчик прыгает, девочка улыбается, бабушка ковыляет – это все понятно, это все о людях, в собственном значении. А когда мы читаем или слышим: душа поет, туман ползет, сердце прыгает, утро улыбается, старость ковыляет? Тоже все понятно. Но понятно о неодушевленных предметах, в переносном смысле. Тоесть, применен такой прием, как тропы, – для выражения нового понятия, другого совсем, но – имеющего связь с первым!
Слова и обороты, которые мы употребляем в переносном смысле, называются тропами, а тропы, в свою очередь, делятся на виды: метафора, аллегория, олицетворение, метонимия, синекдоха, гипербола, ирония. Вот олицетворение нам как раз и надо. Оно, оказывается, основывается на метафоре, в которой свойства одушевленного предмета – одно за другим, одно за другим – переносятся на неодушевленный. И вот когда метафора достигает такой ступени, когда неодушевленному сообщается ПОЛНЫЙ ОБРАЗ ЖИВОГО, тут и рождается Его Величество О-ЛИЦЕ-ТВОРЕНИЕ, олицетворение. Более всего оно используется в сказках, когда с человеком олицетворяются животные, птицы, даже муравьи (они разговаривают, растят детей, работают, ходят в гости и т.д.). В поэзии, когда поэт прибегает к человеческим качествам, чтобы раскрыть пред нами красоту пейзажа, времен года, в романах, когда писатель олицетворяет душевное состояние героя с состоянием окружающей природы и так далее. У олицетворения очень много лиц, если так можно сказать. Его еще называют персонификацией (лат. Persona и facio), прозопопеей (греч. Προσωποποια). Это стилистический термин, который обозначает изображение неодушевленного или абстрактного предмета как одушевленного. Но его, вообще, можно относить и к области миросозерцания. Вот осень Федора Тютчева:
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора -
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера...
Где бодрый серп гулял и падал колос,
Теперь уж пусто всё - простор везде,-
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Очень любил олицетворение Михаил Лермонтов. Все его творчество – олицетворение. А известное стихотворение «Парус» так и совсем сплошное олицетворение – Вселенной, внутреннего мира и устремлений человека, самого поэта.
Мифология построена сплошь и рядом на олицетворении, народное творчество, народные песни, басни Крылова и многое-многое другое. Но надо отличать, когда олицетворение используется, как стилистический прием (басни Крылова), а когда – черты мировоззрения (поэзия Тютчева).
Мы пользуемся этим приемом и в обыденной речи: «К перрону подходит поезд такой-то». «Молоко убежало». «Сердце барахлит». Здесь никакой поэзии, как говорят. А вот пушкинское «звезды ночи, как обвинительные очи…», или ахматовская «птица – моя тоска» – тут и сердце вздрагивает.
Правда, сердцем вздрагивать тоже надо учиться. Бывает, человек прочитает – ничего не заметит. Школьники многие – те, вообще, пытаются быстренько пролистать описания природы в романах. Подросткам это не интересно, они еще ничего подобного не переживали в душе, поэтому чувства их не созвучны со словами-олицетворениями. А вот люди постарше находят в них и печаль, и радость.
Песни и стихи, былины и предания, сказки и сказания – все исполнено тайного смысла, который открывается душе ищущей, способной вздрогнуть сердцем.
Тает луч забытого заката,
Синевой окутаны цветы.
Где же ты, желанная когда-то,
Где, во мне будившая мечты?...
Олицетворять можно силы природы, явления природы, сам мир, даже идеи и понятия, даже народы. «Еврей вечен, он - олицетворение вечности» (Лев Толстой, Эссе «Ковчег завета», 1891). Если береза плачет, земля страдает, весна торжествует – то это все олицетворение. Тоесть, прибавляется выразительности, пронзительности чувствам и картинам мира, доносится идея, состояние человека.
Я ехала домой… Двурогая луна
Смотрела в окна скучного вагона.
Далекий благовест заутреннего звона
Пел в воздухе, как нежная струна…
Пусть и Ваше сердце хотя бы иногда поет, как нежная струна. Ему это очень надо.