Зал был полнехонек. Студенты стояли по землячествам, кучками, и гул от их голосов витал по актовому залу, заполняя все его пространство.
Недалеко от входа в зал стоял нестарый еще человек с докторским богословским крестом на груди. Высокая фиолетовая камилавка на голове и церковные одежды явно диссонировали с куцыми пиджачками, «демократическими» косоворотками и смазными сапогами. Многие студенты были одеты именно так, - что было самым писком тогдашней молодежной моды (ну, как, например, во время развитого социализма плащи «болонья» с поясом на самых… этих самых, резиновые сапоги с загнутыми голенищами и брюки-клеш). И если бы не мундиры студентов, поступивших в университет для получения знаний и «приуготовления, - как писал Первый Университетский Устав, - для вступления в различные звания государственной службы», а не для участия в противоправительственных кружках и пения р-революционных песен на сходках и демонстрациях, если бы не парадное облачение преподавателей и профессоров, то было бы сие духовное лицо в зале элементом совершенно чужеродным, например, как камень в почках.
– Здравствуй, отец Александр, - подошел к доктору богословия профессор Капустин и пожал протянутую руку. – С годовщиной тебя.
– И тебя, Михаил Яковлевич, тако же, - ответил святой отец. – Я чай, опять буйство какое затевается, - добавил он, настороженно оглядывая зал. – Вишь, чужих много, да и хмельные есть. Не вышло бы опять, как в прошлом годе.
– Это ты прав, Александр Васильевич, - нахмурился Капустин. – Обстановка весьма сложная…
Оба замолчали, вспоминая события прошлого года. Тогда, 5 ноября 1903 года, в 99-ю годовщину со дня основания Императорского Казанского университета, день был сырым и темным. На Воскресенской, возле университетских колон и ректорского дома, тоже стояли группками возбужденные студенты. Причина имелась: десять дней назад в окружной психиатрической лечебнице умер их товарищ, Сергей Симонов, студент и по совместительству социал-демократ, подпавший под влияние тогдашнего Горкома РСДРП в лице братьев Кролюницких, некоего Бржезовского, засланца из Германии; приехавшего из Петербурга товарища Залежского и комитетчиков-студентов Либинсона, Витмана и, особенно, Ямзина.
Симонова с Ямзиным взяли в середине апреля 1903-го и дали по два месяца тюрьмы. Сидели они в «одиночке». Только Ямзина, как говорят в уголовной среде, «грели», а Симонова – нет.
Два месяца хватило, чтобы Симонов тронулся умом, и его поместили в психлечебницу в общую палату, где он и умер. А его «друг» Ямзин, выбравшись благополучно из этой передряги, всплыл много позже уже в Москве в качестве профессора Сельхозинститута.
Кстати, время от времени «трогались умом» и товарищи Витман и Бжезовский. Воистину, Бог шельму метит…
– Как бы ноне еще хуже не вышло, - пробормотал протоиерей.
Наконец, к часу дня, кое-как все улеглось: начался торжественный акт, посвященный столетию университета.
Ординарный профессор Капустин начал речь. Его не слушали. «Около 2-х часов дня, когда Капустин оканчивал свою речь, в собравшуюся публику клином врезалась из двери кучка студентов с.-д-тов и оттуда громкий возглас: «Довольно! не это нам надо! Долой самодержавие»! Эффект был поразительный. Университетские педеля (чины инспекции) бросились к выступавшему оратору (студенту с.-д. Трдату Арутюновичу Трдатьянцу), но кучка студентов стала на стулья и заслонила оратора, а из противоположного угла стал говорить речь на ту же тему студент с.-д. А.Г. Бельский. Потом заговорило сразу несколько ораторов, и среди невообразимого шума, слышались возгласы: «Долой самодержавие!» («Пути революции», Казань, 1922, стр. 92).
Капустин сошел с трибуны и направился к выходу. Проходя мимо о. Александра, Михаил Яковлевич поднял на него глаза. Взоры их встретились. В них явно читались печаль и отчаяние…
2.
Родился Александр Васильевич Смирнов в Симбирской губернии в семье дьячка, посему выбор его жизненной стези был невелик и в большей степени предрешен: духовное училище – семинария, может быть, духовная академия. Так оно и случилось: окончив в 1879 году курс Симбирской духовной семинарии и имея за плечами неполных 22 года, он, малость, послужив сельским псаломщиком, поступает в 1880 году в Казанскую Духовную Академию, которую заканчивает через четыре года кандидатом богословия.
Осенью 1884 года Александр был рукоположен во священника с исправлением должности настоятеля домовой церкви и преподавателем закона Божия Волынской учительской семинарии. По всем признакам был о. Александр натурой деятельной и целеустремленной, умудрялся без мельтешения и спешки заниматься и богослужением, и преподаванием, и наукой; не отличался раболепством, но и не лез на рожон, словом, человеком был основательным и цельным. И как это нередко случается с такими людьми, быстро и без каких-либо особых усилий – люди ведь все видят, и им вовсе не обязательно кричать: смотрите, вот он я! – Александр Васильевич приобрел и у коллег, и у начальства уважение и авторитет.
В 1888 году он защищает магистерскую диссертацию, а через год его приглашают на «вакационное» место законоучителя в Казанский учительский институт, на что о. Александр дает полное согласие.
Ему хотелось докопаться до всего самому. Ну, представьте себе, что вы лицо духовное, и вам задают каверзный вопрос вроде того, что: «А откуда взялось триединство Бога, ежели первые три века христианства ни о каком Боге-сыне и Боге-духе и не слыхивали? А сам Иисус, когда его называли благостным, отвечал: «я, де, таковым не являюсь, а благостен, мол, един Бог»?
Или еще хуже: «Почему-де на Никейском соборе быть Христу Богом или не быть отцы Церкви решали простым голосованием, будто выборщики избирали гласного, скажем, в городскую Думу, и зачем одни Евангелия вошли в Библейский канон, а другие не вошли и стали апокрифами?».
Естественно, на такие вопросы должно было давать ответы, ибо сказать просто: все, мол, это ересь и измышления супостатов Церкви – значило уронить себя в глазах вопрошающего.
И о. Александр, в числе весьма и весьма немногих ученых Российской империи начинает изучать апокрифы – произведения иудейской и раннехристианской литературы, что и помогло ему выдвинуться в ряд популярных ученых Казани. «Я специально занимался еврейской литературой, изучая главным образом так называемую апокрифическую еврейскую литературу и именно ту, которая появилась во времена Христа, - писал Смирнов в одной из своих журнальных статей. – Я…исследовал интересующие меня вопросы, причем сам издавал редкие литературные памятники этой эпохи…».
Огромной заслугой Александра Васильевича было перевод и издание апокрифов, что буквально до недавнего времени было явлением редкостным, если не сказать единичным. Да и ныне насчет ветхозаветной литературы в Казани, например, не шибко развернешься – надо ехать в Москву.
В августе 1896 года он становиться профессором кафедры богословия Императорского Казанского университета и настоятелем университетской Крестовоздвиженской церкви. Весной 1900 года он защищает докторскую диссертацию о верованиях древних иудеев, за что получает от Синода докторский крест, а от Киевской Духовной Академии престижную для лиц духовных Макарьевскую премию.
В настоящее время это мало заметно, а сто лет назад профессор университета являлся в достаточной мере и величиной общественной, деятельность которого выходила за стены университета не только чтением публичных лекций и публикациями в губернской и городской прессе, но и непосредственным участием в делах города и жизни его граждан.
Александр Васильевич Смирнов пошел дальше. Обеспокоенный беспорядками, творящимися в Казани, да и во всей России, когда, по справедливому выражению московского митрополита Владимира, «Бог отнял разум у русских людей… и по приказу подпольных крамольников начались всюду стачки и забастовки», он решает, что как лицу духовному и просто русскому человеку, ему негоже оставаться в стороне, и если еще можно чем-то помочь России, то он, как честный человек, просто обязан это сделать.
Он прекрасно понимал, что «крамольникам», как точно называли многие российские архипастыри подстрекателей и закулисных руководителей творящейся смуты, явно «ненавистна Божия и царская власть на земле, ненавистна родина, им хочется выкрасть-вытравить из сердец человеческих веру в Бога, лишить русских людей Отечества, как справедливо лишены его Самим Богом исконные сыны диавола, богоубийцы, самые главные виновники настоящей смуты общественной» (Революция, бунт, забастовки. Что говорят об этом пастыри церкви. Казань, 1906, стр. 23).
Он прекрасно понимал, что перестать соблюдать хотя бы одну из Господних заповедей – значит вообще отказаться от них всех, и, упади из десяти хотя бы одна – рухнут и остальные девять.
Не могу сказать, как относился к вышеприведенному высказыванию епископа Алексия о. Александр, многие годы посвятивший изучению апокрифической еврейской литературы, однако вряд ли был он в полном неведении, что заводчиками смуты являлись большевистские комитетчики: пришлые – Саммер и Свердлов, и «свои» – Позерн, Азарх и Дридзо-Лозовский.
Понимал Александр Васильевич и то, что и самодержавие зашло в тупик, и без демократических реформ России из создавшейся ситуации не вырваться. Поэтому он полностью встал на позиции основных положений Высочайшего Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка» от 17 октября 1905 года и приветствовал учреждение Государем парламента под названием Государственная Дума, весьма ограничивающего самодержавную власть.
10 ноября 1905 года группа известных общественных деятелей и ученых, по инициативе выдающегося деятеля народного образования, уездного предводителя дворянства Александра Николаевича Боратынского и действительного статского советника, профессора Михаила Яковлевича Капустина, образуют политическую организацию «Казанская Партия Манифеста 17 октября». Главные задачи партии определяются так: «прекращение в России анархии, переход к созидательной деятельности, умиротворение страны и поддержку Правительства в его намерении провести в жизнь объявленные в манифесте 17 октября 1905 года свободы и реформы».
13 декабря 1905 года в зале Дворянского Собрания состоялось окончательное обсуждение программы «Казанской Партии Манифеста», где стал мутить воду кадет А.Г.Бать, коего сумели поставить на место профессора Капустин и протоиерей Смирнов, являвшийся к тому времени одним из главных идеологов казанских октябристов. Программа была утверждена и выбран главенствующий орган партии – Комитет, в числе 18 членов коего был и Александр Васильевич Смирнов. Был протоиерей Александр к тому времени женат, имел детей и владел на «Касаткиной улице своим домом», единственным недвижимым «благоприобретением» за всю свою жизнь.
В казанской партии октябристов Смирнов, наряду с Александром Николаевичем Боратынским, Михаилом Яковлевичем Капустиным и хлеботорговцем I-ой гильдии купцом и гласным городской Думы Василием Александровичем Карякиным, был несомненным лидером. Все четверо входили в состав Комитета партии и в разные времена избирались депутатами Государственной Думы. Это в том числе и про Александра Васильевича написал в своей работе «Под сенью царского манифеста» Игорь Евгеньевич Алексеев, что заслуги этих людей перед русским народом и своей Родиной «очевидны» и умалять их и всячески критиковать, как это было еще недавно принято, не есть достоинство объективного исследователя. И совсем не случайно был награжден партийный протоиерей орденами святой Анны II степени, святого Владимира IV степени и двумя серебряными медалями по линии Сената, и по линии Синода – скуфьей, камилавкой и наперсным крестом.
В 1907 году, после отъезда М.Я. Капустина для работы во II Государственной Думе, Александр Васильевич был избран председателем уже Центрального Комитета партии, что показало степень доверия к нему рядовых октябристов. Однако как только появилась возможность замены, Смирнов сложил с себя обязанности председателя, что по его собственным словам «отвечало интересам союза».
Помимо общественной деятельности, о. Александр продолжает служить настоятелем университетской церкви, заниматься наукой и преподавать на кафедре богословия, поставив этот предмет «на большую высоту, чем это было при его предшественниках». (НА РТ. Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 12244. Л.1).
4 июля 1912 года Александр Васильевич Смирнов увольняется из университета, а 28 сентября перестает быть и настоятелем Крестовоздвиженской церкви. Нужно было торопиться: с 15 декабря начинала свою работу IV Государственная Дума, куда он был избран депутатом…
