Казанские Губернские Ведомости, № 2, 1851г.
На улочке «По хребтам гор», что шла по самой маковке параллельно нынешней улице Пушкина и относилась к приходу Воскресенской церкви, на месте коей стоит ныне Химический корпус Казанского университета, всегда кто-нибудь строился. Дворов на ней не было, и сплошь деревянные дома стояли почти впритык друг к другу, словно дачные участки где-нибудь в старой части Зеленого бора или Борового Матюшино.
В первой половине XIX века, уже после страшного пожара 1815 года, здесь можно было увидеть дома мелких чиновников, мещан, купцов средней руки и дворянских вдов, коим содержать, скажем, каменные дома в центральной части Казани было не по карману.
Где-то в это же время на сей улице, чуть в глубине ее стал потихоньку подниматься домишко, коий самолично строил, засучив рукава рясы, протоиерей Варваринской церкви о. Александр, многим на улице, да и во всем городе знакомый своими богоугодными деяниями. Когда заканчивались работы или выдавалась свободная минута, священник шел к соседям «побахарить», как тогда говорили, о житейских делах, погоде, урожае и всем том, о чем говорят меж собой знакомые, - о. Александр был очень общителен. Разговорчивый священник людям нравился, и когда, наконец, он отстроился, казанцы, которые его знали и почитали, стали говорить про него «Бахарь наш на хребте гор живет». (Н.Я. Агафонов. Заволжская Вивлиофика. Казань, 1887, стр. 48).
Протоиерей Александр родился в 1779 году в очень бедной семье священника села Ямаш Чистопольского уезда Казанской губернии Ивана Семеновича Лебединского. Отец часто болел и умер, когда Саше шел лишь шестой год. Мать, по скудности средств, отдала его на воспитание билярскому протопопу Белогородцеву, коий из-за занятости внимания мальчику уделял мало и едва выучил его читать и писать.
Когда Саше исполнилось пятнадцать лет, Белогородцев привез его в Казань и привел показать ректору семинарии. Тот, «окинув глубокомысленным взглядом сироту, - писал Агафонов, - объявил, что он положительно не надеется на его способности к учению и если принимает его, то единственно снисходя к крайне бедному положению его матери. «Не чаю я, чтобы из тебя вышел прок, сказал мальчику компетентный знаток человеческой физиономики. А потому зовись ты не Лебединский, а «Нечаев». Под этою фамилиею и записан был юноша в списки семинаристов. Это было в 1794 году».
Однако ректор ошибся. Как писал «Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Казанского Университета» в 1904 году, Александр Нечаев был усерден и учился весьма успешно. Но ему негде было жить и не на что есть и одеваться, - семинария предоставила ему только право на учебу.
Как он перебивался первое время, на что жил, где спал – известно одному Богу. Однако, жизнь устроена так, что в самый критический ее момент, когда силы уже на исходе, когда надежды гаснут и кажется, что выхода нет, находится вдруг человек, который протягивает тебе руку помощи.
Мне неизвестно имя художника, коий приютил у себя бедного семинариста. Он дал ему кров и пищу, а тот, как мог, помогал ему в его работе. Более того, Нечаев научился рисовать и даже писать иконы, чем стал зарабатывать себе на жизнь и содержать мать и трех сестер.
Учеба в семинарии тоже шла успешно, и по окончании курса в ней, он был переведен в Казанскую Духовную Академию на казенное содержание, как «отличнейший из всех учеников».
«Нечаев пользовался полным доверием начальства, - писал Агафонов, - он сделан был помощником инспектора академии и цензором студенческих сочинений, относящихся до богословия, философии и словесности, а потом определен учителем рисования».
Окончив курс в 1802 году, он был определен в семинарию учителем рисования, в коей должности, как пишет о том «Биографический Словарь…», проработал 5 лет.
В 1805 году Нечаев принимает сан диакона и определяется в Казанскую Богоявленскую церковь, что стоит ныне чуть в глубине улицы Баумана за внушительной церковной колокольней красного кирпича, выстроенной много позже самой церкви. Два года отслужил диаконом в сей церкви Александр Нечаев, исправно, после треб и служб, ходил в родную семинарию учить будущих священников рисованию. А в 1807 году, после рукоположения во священники, он назначается в село Сотнуры Царевококшайского уезда.
В 1810 году Нечаева возвращают в Казань, определив священником не так давно выстроенной Варваринской церкви с исправлением треб в военном госпитале, что, по словам современников, он делал «с тою сердечностию и гуманностию, которыя украшали всю его жизнь». И когда в город стали в 1814-1815 годах возвращаться ратники «Казанского ополчения» и госпиталь наполнился больными и ранеными, он в полной мере проявил свои вышеуказанные качества.
В 1817 году, по некоторым данным, приводимым Л.Б. Модзалевским в его «Материалах для биографии Лобачевского», Александр Иванович Нечаев «за примерную добродетельную жизнь, ревность к должности и искусство сочинять проповеди» был даже удостоен ордена и, тем самым, стал Кавалером, хотя ни «Русский Биографический Словарь, ни «Биографический Словарь» под редакцией профессора Загоскина такими данными не располагают. Точно известно одно: в 1817 году за вышеперечисленные заслуги Нечаев возводится в сан протоиерея и продолжает служить в Варваринской церкви.
К 20-м годам XIX столетия Нечаев приобретает в городе большую известность, и когда в 1820 году по инициативе тогдашнего Попечителя Казанского учебного округа Михаила Леонтьевича Магницкого вводиться в университете должность духовника, то на этот пост университетское начальство и профессора рекомендуют Нечаева, несмотря на то, что у всесильного тогда Михаила Леонтьевича была своя кандидатура.
«Рекомендуемый вашему превосходительству в духовники университета протоиерей Нечаев, - писал Магницкому профессор богословия архимандрит Феофан, - призван был во еже вязати и решити грехи человеком, и исполнил сию должность, как я слышал и сколько судить могу, превосходно…»
Министр народного просвещения князь Голицын не возражал, и казанский архиепископ Амвросий, по его собственным словам, назначил протоиерея Нечаева «в духовники университета и гимназии, а также в преподаватели церковной истории в университете и закона Божия в гимназии».
Несмотря на то, что Нечаев в какой-то мере перешел дорогу Магницкому, Александр Иванович и Михаил Леонтьевич ладили, и вскоре, после увольнения архимандрита Феофана, Нечаев получает освободившуюся кафедру богословия со званием адъюнкта «Догматическаго и нравственнаго богословия». С 1829 года на Александра Ивановича было возложено и преподавание церковного права.
Он был первым настоятелем университетской церкви.
Он «молитствовал, имя нарек и крещение совершил» сыну великого геометра и ректора Императорского Казанского университета Николая Ивановича Лобачевского Алексею.
Он встречал императора Николая I в августе 1836 года, а цесаревича Александра в июне 1837 у входа в свою церковь и обоим был представлен.
Он был с 1834 года членом «Испытательнаго комитета для поступающих в студенты», то есть, говоря современным языком, членом приемной комиссии.
Он приводил к присяге адъюнктов, экстра и ординарных профессоров, деканов, ректоров, а в 1846 году – помощника Попечителя Казанского учебного округа Николая Лобачевского.
Он был деятелен, скромен, добр и всегда готов придти на помощь.
В 1815 году, когда самый страшный за всю историю Казани пожар истребил почти весь город, Александр Иванович приютил у себя в доме при Варваринской церкви около 30 семейств, которые в течение многих дней содержал на свой счет. Может? потому он и стал строить дом на улице «По хребтам гор», что ему самому стало негде жить? Словом, это был один из тех людей, встреча с которыми в самые трудные минуты жизни становится решающей и спасительной…
В 1835 году вышел новый Университетский Устав, по которому даже адъюнкт - профессорам требовалось для занятий кафедр иметь ученые степени, каковой у протоиерея Александра не было. Однако его никто не собирался увольнять, покуда он сам не попросил об отставке в 1837 году.
Он умер 3 января 1851 года. Его некролог был напечатан даже в московском «Москвитянине», что говорило о большом уважении к этому человеку. От него не осталось научных трудов, каких-либо рукописей, однако осталось более 20 икон, находящихся во многих студенческих аудиториях, помещенных в церкви. Художником, говорят, он был весьма искусным. А картины, как и рукописи, не горят…
