Это мы сейчас говорим «государственная служба», подразумевая «служба государству». Люди же того времени рассматривали ее, как службу лично государю. Ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, что монархия называла себя самодержавной, то есть напрямую олицетворяла царя и государство.
Обязательность службы для дворянства определил еще Петр I. Им же был в общих чертах определен и порядок государственной службы. В основе этого порядка лежала «Табель о рангах», которая устанавливала градацию чинов и последовательность их получения. Служба могла быть военной, гражданской или придворной.
За службу императору дворянство жаловали большими правами и привилегиями, самой главной из которых была возможность владения землями вместе с крестьянами, живущими на этих землях. Имения могли занимать тысячи десятин земли, могли быть и одной деревенькой. Но всегда это были населенные земли. Земля без людей в то время никакой ценности не имела. Потому и не было в Сибири помещиков, что в тех краях сделать человека крепостным, прикрепить его к земле, было невозможно. Сбежит-с. Сибирь велика, пойди его, беглеца, поймай.
Таким образом, основное богатство империи создавалось трудом миллионов рабов. Они кормили себя и своих господ, они строили города и церкви, они воевали в армии. На Урале даже возникло чудо, которого не было нигде и никогда в мире, крепостная промышленность. Крепостные работали на заводах и в рудниках. Выплавляли чугун и медь, добывали руды и драгоценные камни. Даже, говорят, паровоз изобрели. А кроме этого (так сказать, факультативно) они еще пахали, сеяли и собирали урожай для собственного прокорма.
Дворянское жилье в городе и в деревне обслуживало, поддерживало в чистоте и порядке значительное число крепостных, которых называли «дворовыми». Дворовые слуги были освобождены от работы в поле и кормились вместе с господами. Но это совсем не значит, что их жизнь существенно отличалась от жизни деревенских родственников. И работа была не легче (а главное, и днем, и ночью), и все время на барских глазах, что не есть хорошо. Не угодил, не понравился – продадут или сдадут в солдаты. Горничная Лиза из грибоедовского «Горя от ума» сформулировала это так:
Ах, от господ подалей;
У них беды себе на всякий час готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь.
А ведь в Москве девушка жила – чего, казалось бы, могло быть лучше!
Кстати, у девушек был всегда бОльший шанс попасть под наказание. Не ответила на сексуальные домогательства барина или барчука – добро пожаловать в ссылку в какую-нибудь далекую деревню. Ответила – тоже ничего хорошего. Хоть лицо сажей мажь, чтобы не заглядывались, чтоб не приставали.
Впрочем, мы сейчас не о сексуальном воспитании юных дворян, а о воспитании просто. Надо сказать, что в обслуживании и в воспитании барских детей участвовал с десяток слуг. Это были и медики (только иностранцы) и иностранные же учителя, и русская няня, и русская сиделка, и кормилица, и кучер, и прачка, а также горничные и лакей.
Чем знатнее была семья, тем больший сонм слуг окружал детей. В царской семье у каждого ребенка была английская бонна, две дамы для дежурства ночью, кормилица, четыре горничные или же няньки, восемь лакеев, восемь истопников, два камер-лакея и два камердинера (кто-нибудь знает разницу между первыми и вторыми?)
Первой воспитательницей ребенка в дворянской семье была няня, которая находилась при нем примерно до пятилетнего возраста. Затем девочки попадали под опеку бонн (чаще всего, англичанок), к мальчикам же приставляли «дядьку». Дядька был, по сути, тоже нянькой, только мужского пола.
Дядька мог быть иностранцем. У героя толстовского «Детства», Николеньки Иртеньева это был немец Карл Иванович. Дядька-иностранец помогал мальчику с детства овладеть иностранным языком. Может, кто-нибудь вспомнит, кто был дядькой у Евгения Онегина?
Благодаря дядькам-иностранцам многие дворянские дети раньше, чем русский язык осваивали французский и (или) немецкий. Важный признак того, какой язык является для человека родным: тот язык, на котором человек видит сны. Так вот, и Пушкин, и Лев Толстой видели сны на французском языке.
А русскому языку ребенка учил русский дядька или русская нянюшка. При этом, что характерно, они обучали воспитанника не «стандартному» русскому языку (тогда такого не было), а языку местному. Так что Пушкин, воспитанный в Москве, (а потом еще немало обученный няней, уроженкой Псковской губернии) и Лермонтов, который вырос в Пензенской губернии, если бы они встретились, могли бы друг от друга узнать много новых слов.
И няня, и дядька полностью брали на себя заботу о всех бытовых мелочах в жизни воспитанника. Дядька поднимал мальчика по утрам и укладывал его спать вечером. Дядька провожал сына на половину родителей. Он же следил за тем, чтобы мальчик был чист и опрятен, оберегал его здоровье, а еще развлекал, сопровождая на прогулках и в поездках.
Дядьке вменялось в обязанность также готовить барчука к взрослой мужской жизни. Если кто-то при этом глупо хихикнул, да будет ему стыдно. Именно дядька учил мальчика верховой езде и брал в лес на охоту и на рыбалку.
А в фильме «Гусарская баллада» крепостной дядька героини, Шурочки Азаровой, которого исполняет Н.Крючков, не только обучил девочку верховой езде, но даже бежал с ней воевать Бонопартия. Случай, конечно, фантастический и по тогдашним понятиям наказуемый. Впрочем, и то, что к девушке был приставлен дядька, а не нянюшка – тоже нонсенс.
Кстати, и первым молитвам барчука учил обычно дядька. А поскольку многие дядьки были к тому же и весьма грамотны, иногда (особенно, в провинции) они были также первыми учителями своих подопечных.
Во Владимирской области в деревне Орехово находится мемориальная усадьба всемирно известного математика и механика, первого теоретика авиации, Николая Егоровича Жуковского (1847 —1921). Среди прочих экспонатов там выставлен маленький игрушечный пропеллер. Пропеллер этот выпилил для маленького Коли лобзиком крепостной дядька Варфоломей Усатов. Выпилил, прибил гвоздем на палочку и дал подопечному, чтобы весьма упитанный и не слишком ловкий Коля бегал с этой вертушкой по двору. Маленький мальчик сначала так и развлекался, носился из конца в конец двора. Через несколько дней он придумал новую забаву. Закрепил пропеллер на спине, на лямках штанишек. В таком виде юный Карлсон забрался на крышу сарая и изготовился для прыжка. Трудно сказать, что бы из этого могло выйти. Может быть, знаменитая формула Жуковского для расчета подъемной силы крыла сейчас называлась другим именем. Но мать, увидев эту ужасную картину, крикнула снизу, за секунду до того, как ее сын шагнул в пустоту:
- Расставь руки!
Коля послушался, и не то чтобы спланировал на расставленных руках, но все же упал с высоты пяти-шести своих ростов вполне удачно. Дядьке, вероятно, сделали внушение: нельзя оставлять умного мальчика наедине с опасными игрушками. Особенно, с пропеллерами.
Самый известный образ дядьки в русской литературе – это Савельич из «Капитанской дочки». Прототипом его был пушкинский дядька Никита Тимофеевич Козлов (1778 — 1851). Он был крепостным из болдинского имения Пушкиных (Нижегородская губерния). К Пушкину он был приставлен в Москве, в детские годы поэта. Никита Козлов сопровождал Пушкина в качестве слуги всю жизнь. Именно он вез раненного на дуэли поэта с Черной Речки домой и на руках перенес его из кареты в квартиру. «Грустно тебе нести меня?», – спросил слугу Пушкин. Никита Козлов сопровождал тело Пушкина в Святогорский монастырь, где поэт был похоронен.
Между Пушкиным и Никитой Козловым отношения были дружественные (насколько возможны были в то время дружественные отношения между дворянином и его крепостным) В 1819 году Пушкин жил в Петербурге, на Фонтанке. В том же доме на другом этаже жил его друг М.А.Корф. У Корфа был свой лакей, с которым Никита Козлов по пьянке решил выяснить отношения. Корф вышел на шум, побил слугу Пушкина и выставил его вон. Когда Никита Козлов пожаловался барину на то, что его побил Корф, Пушкин, не долго думая, вызвал друга на дуэль. Он был драчлив. Всего за несколько месяцев до этого по какому-то пустяковому поводу стрелялся со своим другом Кюхельбекером. Благо, Корф по пустяковым поводам судьбу не испытывал. «Я не принимаю Вашего вызова по столь ничтожному поводу» – ответил он – «не потому что Вы – Пушкин, а потому что я – не Кюхельбекер». На том и покончили.
Как видим, между опекуном-дядькой и опекаемым возникали отношения почти родственные. Сейчас это может показаться странным. Но и в южных американских штатах, когда там было рабство (то есть еще во времена Пушкина и даже в годы детства Н.Е.Жуковского) подобные почти семейные отношения возникали между белыми мальчиками и их черными воспитателями-опекунами. А уж какие страшные сказки они рассказывали своим воспитуемым! Куда там полупьяненьким рассказам Никиты Козлова или сладостным байкам Арины Родионовны. Будь у Пушкина негритянский дядька – эх, какие бы триллеры потомок арапа Петра Великого оставил в подарок удивленному человечеству!
