Мастерски владеть кистью стало не достаточно для верного успеха. Надо было вскружить голову публике какой-нибудь идеей. И снова не важно, глупой ли будет эта идея или же умной. Критики сами все растолкуют публике. Которая, как известно, дура.
Собственно говоря, художники «собезянничали» реальную жизнь, в то время тоже протекавшую под знаком поиска высоких идей, которые могли бы объединить человечество под тем или иным флагом. А затем привести стройными колоннами в жизнь правильную и приятную. Дело оставалось за малым: отыскать правильную идею.
Марсель Дюшан (1887 —1968) придумал, чем удивить публику. На своих выставках он стал выставлять в качестве художественных произведений обычные предметы. Помещенные в выставочные залы, в воздухе которых, кажется, растворен восторг перед великим искусством, эти предметы становились объектом неутилитарного созерцания. Новое положение выявляло в привычном предмете новые ассоциации, дополнительные смыслы, которые не могли породить ни традиционные объекты искусства, ни обиходно-утилитарная сфера. Все – на выставку, всем – смотреть творения Марселя Дюшана!
Приблизительно так писали в 1913 – 1917 годах художественные критики. Восторгам не было конца. В искусствоведении появился новый термин, реди-мейд от английского «ready-made» («готовый»). Термин этот придумал Марсель Дюшан. Так он называл свои произведения. Дюшан выставлял в качестве предметов искусства обычные предметы, с которыми нам приходится сталкиваться ежедневно. В 1913 году в Нью-Йорке было выставлено «Колесо от велосипеда». На следующих выставках зрители увидели «Сушилку для бутылок» (1914). В 1917 году Марсель Дюшан выставил «Фонтан». На этот раз произведением искусства оказался обычный писсуар с подписью художника. Тут уж все захлебнулись от восторга. Родился новый вид искусства. Отныне Марселя Дюшана запомнили, как того чудака, который выставил на выставке латрину!
Но главного художник своими чудачествами добился. О нем узнали все. Дюшан прослыл королем эпатажа. Конечно же (думали критики) он издевался над завсегдатаями художественных салонов, этими снобами! Традиционный принцип изображения на полотне предметов реального мира он заменил принципом исключительной правдивости. Ведь ни одна картина не покажет предмет лучше, чем он есть в реальности. Ну, так вот, иди и смотри! Гениальный Дюшан набрался смелости / наглости, чтобы выставить собственно предмет, как он есть, в оригинале, а не его изображение. Точнее быть нельзя!
Критики сообщали зрителям: наконец-то разрушена граница между реальностью и искусством! «Художественность» ушла, ее место заняли «правила игры». Теперь нам решать, что красиво, а что – нет.
Похоже, что критики (и проплачивавшие их творения галеристы) сами же подрубили сук, на котором не без удобства сидели. Принцип «реди-мейд» свел на нет традиционную эстетику искусства. Между тем, обучение «широких масс» эстетическому, «правильному», восприятию тех произведений, которые накопились в музеях, было одним из источников заработка критиков. И эти же эстетические принципы, внедрявшиеся в сознание богатых «профанов», заставляли тех посещать художественные галереи и, главное, покупать выставлявшиеся там произведения искусства. Если же эстетика кончилась, к чему платить изрядные деньги за картинки, которые мне не нравятся, которые я считаю некрасивыми, то есть, неэстетичными?
Оп-па! На Мишеле Дюшане закончился период культуры, о которой следовало говорить с придыханием и с восторгом. Появилась посткультура, массовая культура, которая так или иначе всем нравилась (привет кисам из грядущего Интернета!). Теперь уже не публика, смущаясь входила в храм искусства. Теперь сам храм стал передвижным и принялся ездить по тем местам, где было (или ожидалось) большое скопление публики, которой можно было продать что-нибудь новенькое.
Художественные критики – народ изобретательный. Они сориентировались, как и в этих условиях сорвать свою копейку. Были придуманы новые понятия нового художественного искусства: инсталляции, перформансы, хэппенинги, объекты, акции, ассамбляжи. Обо всем этом можно было снова рассказывать с умным видом перед публикой, интересующейся, почему подрисовать усы «Монне Лизе» – это смелый художественный акт. Искусство перешло на новый уровень. Чтобы его увидеть, можно было не ходить в музей. Не нужно стало стремиться увидеть полотно, которого касалась кисть мастера давних времен. Более того, произведение искусства стало возможным пересказать. Мужик прибил свои тестикулы к брусчатке на Красной площади. Все слова в этом пересказе значащие, и одна фраза пересказывает весь этот перформанс. Уж одну-то фразу проще запомнить, чем даты жизни, скажем, того же Марселя Дюшана. Ну-ка, не скользя взглядом вверх по тексту, скажите, когда жил этот гениальный художник?
