icon-star icon-cart icon-close icon-heart icon-info icon-pause icon-play icon-podcast icon-question icon-refresh icon-tile icon-users icon-user icon-search icon-lock icon-comment icon-like icon-not-like icon-plus article-placeholder article-plus-notepad article-star man-404 icon-danger icon-checked icon-article-edit icon-pen icon-fb icon-vk icon-tw icon-google
Владимир Алексеев
Культура и искусство

Над чем смеялся Михаил Зощенко?

  • 3606
  • 5

Над чем смеялся Михаил Зощенко?

С
Создатели современных "стендапов", авторы, пишущие для передачи "Аншлаг", винокурящие и петросянящие на полную катушку нередко ниже пояса, а иногда и ниже плинтуса, едва ли могут встать вровень с тем тонким, местами нежным, местами грубовато-прямодушным юмором, что пронизывает большинство произведений Михаила Зощенко. 

По силе воздействия на зрителя-читателя, ожидающего от артиста-писателя чего-то смешного и в то же время умного, к рассказам Зощенко приближаются разве что интермедии Аркадия Райкина. Юмор ситуации у обоих выстраивается на логических нестыковках, стилистических огрехах того самого "холопского языка", наследия революции, который столь презирал литературный эстет и эмигрант Иван Бунин.

Да, юмористические рассказы Зощенко действительно лишены "вкусного" изящества, способного нежить слух любителей салонной прозы. Тайный смысл, скрытый от непосвящённых, в них тоже не просматривается. Пересказ случившегося "словами простеца" внешне совершенно не напоминает Эзопов язык, не создаёт впечатление "двойного дна" в произведении. Но тот факт, что сталинско-ждановская идеология, избирая для цеховой травли подходящих изгоев, ставила литературный труд Зощенко в один ряд с поэзией Ахматовой, говорит об отнюдь не "холопской" его подоплёке. 

Землетрясение в Ялте

Казалось бы, попадая на коммунальную кухню с чадно шкворчащими примусами и не менее раздражённо шипящими домохозяйками, прохожему человеку впору огорчаться, а не посмеиваться над наблюдаемыми перипетиями. Но комизм ситуации исподволь завладевает нами, подсматриваем ли мы за незадачливым гражданином, смывшем с ноги в бане бирку на обратную выдачу одежды, или пробуждаемся в Ялте после случившегося землетрясения вместе с выпивохой Снопковым. Бытовые ситуации, доведённые до крайности, заставляют нас вместе и сопереживать главному герою, и умудрённо посмеиваться: дескать, я-то не таков, я бы не допустил над собою подобных издевательств судьбы-злодейки!

Если же очистить от комически звучащих рассуждений главного героя фабулу произведения, перед нами встаёт хорошо знакомая социальная проблема, биться о которую головой каждому из нас приходилось, но в несколько иных обстоятельствах. Засилье бюрократизма, заставляющего человека, даже раздетого догола, таскать за собою "важную" бумажку - вот оно, в зощенковской бане! Близка и понятна комическая затравка "встал Снопков на кривые ноги" с последующим изумлением: "А не я ли это сотворил?" - глядя на разрушительные последствия ялтинского землетрясения. Что же в ней заключено? Только ли лукавая насмешка автора над проспавшимся, накануне хорошо "надравшимся" соотечественником? Только ли удачная находка юмориста, совместившего беспамятство закоренелого пьянчужки о вчерашних дебошах с масштабным природным катаклизмом? Пожалуй, что нет. Тут просматривается изумление "маленького человека", вышедшего, согласно меткому слову критика, "из гоголевской шинели", своими надуманными, нафантазированными, измысленными с похмелья способностями. Не один только привод в милицию беспокоит Снопкова, но осознание небывалой, грандиозной, богатырской силы, заложенной в нём - силы человека-строителя коммунизма. Сквозь призму грандиозного свершившегося события Снопков видит в себе то, чего нет и быть не может. Хотим мы того, или не хотим, в глубине души снопковская переоценка собственной роли среди масштабных событий истории свойственна каждому из нас.

Нервные люди

Михаил Булгаков вывел в "Собачьем сердце" образ Шарикова, конечный продукт революционного развития люмпен-пролетария, и к концу произведения уничтожил его, не поставив в новые обстоятельства, не дав выйти за рамки грозного Отдела очистки. 

Рассказы Зощенко, словно разнокалиберные зеркала комнаты смеха, то и дело отражают перелётный образ Полиграфа Полиграфовича, обретшего свои психологические особенности "на фронтах гражданской войны". Краткими, но выразительными средствами писатель даёт характеристику персонажам, появляющимся в этих зеркалах хотя бы на мгновение, пусть даже под завязку произведения. 

Мы, например, ничего не знаем о судье из рассказа "Нервные люди", кроме того, что он "нервный такой мужчина попался — прописал ижицу". На этом, собственно, и оканчивается рассказ. Но и сама по себе дореволюционная забытая буква "ижица", и со всей очевидностью дёрганый жест, которым нарсудья заместо содержательной резолюции черкает бессмысленную "галочку", вполне соответствуют малоизвестному нам значению фразеологизма: "дать крепкий нагоняй, выпороть за нерадивость". Вот эта самая "ижица", официально вычеркнутая из букваря именем революции, но оставшаяся чрезвычайно живучей против воли всех вождей и трибунов нового времени, неизменно, от рассказа к рассказу, занимала внимание писателя Михаила Зощенко.

Рассказы Зощенко, перетряхивая быт коммунальных кухонь и общественных бань, сотрясая самые глубокие, низовые слои государственной жизни, докатывались сейсмическими волнами до самого Кремля. "Как в советской жизни возможно такое?" - свербило в голове непогрешимых идеологов. А если возможно, кто в этом виноват? Народ, тёмный и неотёсанный, несущий на себе родимые пятна капитализма? Недостаточно боевито разъясняющие революционные задачи комиссары? Или облыжно клевещущий на быт советских людей писатель? Проще всего оказалось остановиться на последнем варианте.

Грустные глаза

Трудно заподозрить Зощенко в исключительном внимании к сиюминутному, проистекающему из случайной бытовой свары либо бюрократического казуса новейшего времени. О вечном, непреходящем, с равной вероятностью случающемся в советской России и где-нибудь в дельте Нила времён Рамзеса II писатель тоже говорит, и нередко. Кое-какие выводы не лишне взять на вооружение "юношам, обдумывающим житие", настолько они мудры и, по принятии к сведению, очевидны. Вот, например, история любви под названием "Грустные глаза".  Сколь необдуманно мы пленяемся внешними, неверно истолкованными признаками предметов обожания! Прочесть этот рассказ непременно нужно всем приглашаемым в качестве участников на телешоу "Давай поженимся!" 

Сам же Михаил Зощенко, возможно, далеко не случайно выбрал для одного из рассказов такое имя, оставив своеобразный автограф - вердикт своему юмористическому творчеству. Стоит прочесть иные, глубоко лирические, исполненные трогательной простоты строки его воспоминаний, повесть "Перед восходом солнца", чтобы понять - перед нами интеллигентный, тонко чувствующий, абсолютно непричастный "холопскому языку революции" человек. Подобно подвижникам-докторам, цель жизни которых заключалась в поиске вакцины от смертельных вирусов, Зощенко прививал к органично присущей ему высокой культуре не свойственные собственному воспитанию обороты речи. 

Будучи поставленным в определённые исторические обстоятельства, писатель в юмористических произведениях заставил переболеть своих героев, а вместе с ними и себя современными болезнями общества. Заставил, свято веруя в то, что целительный смех способствует скорейшему выздоровлению.

top
Halida Rojkova

Отличная работа! Написана грамотно и на хорошем русском языке! Браво автору! +++++++++++++++++

deb
Иван Иванов

ОТЛИЧНО!!!!! Выдаете замечательный материал - СПАСИБО!!! ++++++++

mas
Марк Блау

Интересная статья. У Зощенко был тяжелый характер и тяжелая судьба.

Вам необходимо или зарегистрироваться, чтобы оставлять комментарии
выбор читателя

Выбор читателя

16+