– Можно я коротко постригусь? Так оригинальнее!
– И что же, по-твоему, значит «оригинально»?
– Ну, как все – как модно!
– А вот загляни в словарь – и убедишься, что как раз наоборот.
Сама того не осознавая, девочка определила самую сущность переменчивой моды. Вот, представим себе: все носят длинные волосы и короткие юбки, безусловно, есть женщины, которым и то, и другое не к лицу – но ничего не поделаешь: мода! Оденешься «неправильно» – заклюют. Но вот находится женщина достаточно смелая, чтобы сказать самой себе: «Да, у меня не очень красивые ноги, да, из моих волос не соорудишь ничего приличного – но мне не обязательно одеваться «как все», чтобы выглядеть красиво!» – и она коротко стрижётся и надевает длинную юбку. Возможно, сначала подруги будут посмеиваться – но в конце концов, видя, как мужчины бросают ей вслед восхищённые взгляды, заметят: а ведь длинная юбка и короткая стрижка – это красиво... а главное – оригинально, помогает выделиться из толпы... я тоже так хочу! И я! И я тоже! И вот уже все ходят с короткими стрижками и в длинных юбках! Конечно, есть женщины с красивыми ногами, которые не грех и продемонстрировать, и обладательницы роскошных волос – но им же тоже хочется быть оригинальными, показывать свою индивидуальность – а не идти на поводу у всемогущей моды... стоп! А мода-то переменилась! Но по инерции новый инкубаторский образ продолжают именовать «оригинальным», а те, кто подгоняет себя под него, чувствуют себя яркими, независимыми натурами (совсем как героиня той пьесы).
Мне кажется, нечто подобное происходит сегодня в оперном театре. Стоит очередному режиссёру одеть персонажей классического шедевра в современные костюмы – как тут же критика начинает петь дифирамбы: «Ах, какая оригинальная трактовка!» Но помилуйте, о какой оригинальности может идти речь, если сейчас только ленивый не переносит действие в XX или XXI век? Оригинальный – это единственный в своём роде, когда же количество таких спектаклей исчисляется сотнями, это уже не оригинальность – это штамп!
Оригинальным же такой подход можно было назвать примерно два десятка лет назад, когда публике представили спектакль «Риголетто» в декорациях Нью-Йорка 20-х годов. Конечно, некоторые детали либретто пришлось переосмыслить (так, слово «герцог» из аристократического титула превратилось в кличку главаря мафии) – но в целом спектакль получился убедительным и действительно оригинальным. Оригинальным – потому, что в то время это действительно было ново, создатели ничему и никому не подражали и шли на риск, не зная заранее, как отнесётся к этому публика и критика. Убедительно... наверное, потому, что опера была выбрана не какая попало. Богатый влиятельный негодяй надругался над доверчивой бедной девушкой – такое, увы, случается в любую эпоху и в любой стране мира – и потому такой сюжет не мог особенно пострадать от переноса времени и места действия (Верди ведь и сам – по цензурным соображениям – вынужден был перенести действие из Франции в Италию, и опера от этого не стала хуже).
А вот когда подобную "операцию" проделывают над «Жизнью за царя» – возникают некоторые трудности. Ведь сюжет этой оперы привязан к вполне определённым историческим событиям, дата которых известна любому, кто в школе не прогуливал уроки истории, и если мы хотим изменить время действия, то перенести его придётся не абы куда, а в такую эпоху, когда Россия тоже воевала с Польшей (заменить поляков на тех же немцев нельзя: музыкальная характеристика вражеского лагеря построена на польских танцевальных ритмах), причём Польша выступала в качестве агрессора (в противном случае теряется весь смысл подвига главного героя, весь патриотический пафос произведения). Я что-то не припомню в нашей истории событий, отвечающих таким критериям – кроме, разумеется, польской интервенции, о которой и идёт речь в опере. И если все эти «мелочи» не занимают режиссёра – то у зрителя, немного знающего и историю, и музыку, начинается сущая «сшибка в мозгах»: музыка говорит об одном – а показывают другое (получается нечто вроде воспетого Ильфом и Петровым «фальшивого зайца из морковки»). Так почему бы не оставить всё, как есть – как задумал автор? О нет, это же отстало, несовременно, это не в духе времени – и вообще, так уже давно никто не ставит! Эпоха требует от нас оригинальности, попробуй только не быть оригинальным – заклюют (совсем как дамочку, надевшую немодное платье).
Вот ещё яркий пример «оригинального творческого подхода»: на вступлении к «Травиате» героиня в нижнем белье сидит на помятой постели, мимо проходят респектабельно выглядящие господа, суют ей купюры (разумеется, доллары – в духе времени!), она пересчитывает деньги. И это – «святая, которую случай сделал куртизанкой, и куртизанка, которую случай мог бы сделать святой»? Не объединился ли в данном случае режиссёр с современниками композитора, освиставшими оперу потому, что героиня осталась для них только куртизанкой – и ничего другого ни в сюжете, ни в музыке Верди они не заметили?
Есть много других способов проявить свою «оригинальность» и «креативность»: раздеть героев, сделать их гомосексуалистами, некрофилами, обрядить обезьянами, добавить парочку перестрелок и изнасилований (и чем менее они к месту – тем лучше: оригинальнее!) – поверьте, всё это вполне реальные режиссёрские «находки» нашего времени! И всё чаще в критических статьях мелькают фразы: «Режиссёр сделал ставку не на осовременивание оперы, а на традиционность», «Костюмы, что самое удивительное, соответствуют эпохе, без намека на осовременивание!» Вот, оказывается, что можно считать верхом оригинальности и творческой смелости в наше время: поставить оперу так, как написал автор – именно с тем местом и временем действия, чтобы Ленский был влюблён в Ольгу – а не в Онегина, чтобы Герман любил Лизу – а не насиловал мёртвую Графиню... Честь и хвала режиссёрам, которые так поступают! Это истинные смельчаки, которые не боятся идти против течения, не боятся творить без оглядки на «серую массу»!
Можно возразить: но ведь оперный режиссёр не может механически воспроизводить написанное композитором, он тоже творческий человек – ему хочется создать что-то новое! И правильно, что хочется! Тем более, что оперный режиссёр вынужден это делать постоянно, он имеет дело с поистине неиссякаемым источником новых трактовок известных произведений, и этот источник – певцы. Они ведь такие разные! И далеко не всегда соответствуют идеальным образом персонажей... но на то и режиссёрский талант, чтобы зритель не смеялся над «Лизой в возрасте Графини», а сочувствовал ей! Как метко заметил Борис Покровский (вот кто знает толк в оперной режиссуре!), «режиссёрское решение оправдает и излишнюю толщину Герцога Мантуанского, и полное отсутствие юности у Джильды».
Не знаю, как насчёт отсутствия юности, но вот что касается Герцога – довелось мне видеть экранизацию Риголетто, где эту роль исполнял Лучано Паваротти, чья «излишняя толщина» известна всем. Что и говорить, этот великий тенор не очень-то похож на тех стройных красавцев, которых мы привыкли видеть в образе Герцога (достаточно вспомнить С.Лемешева). Но режиссёр не растерялся: в первом акте вместо традиционной бальной залы мы видим стол, уставленный обильными яствами – и Герцог с аппетитом пожирает огромный окорок. Такой штрих никак нельзя назвать избитым – в то же время он соответствует и внешним данным певца, и авторскому замыслу (еда ведь тоже наслаждение, без которого – как убеждён Герцог – «жить невозможно»).
Или вот Альфред в одной из постановок Мариинского театра – полноватый, круглолицый – в общем, далеко не «герой-любовник»... а он и не изображает классического «героя-любовника»! Он играет «Обломова» – некоторая замедленность в движениях, начало второго акта вообще полностью проводит в положении лёжа на диване (сразу становится понятно, почему Виолетта сама была вынуждена поправлять финансовые дела!). Такая трактовка образа – явно не из разряда традиционных – идеально вписывается в облик артиста, и никакого противоречия с оперой не возникает: ведь Альфред оказался именно прекраснодушным мечтателем, не способным бороться за счастье любимой женщины...
Но увы – такие тонкости не для наших «новаторов»: это же надо думать, представлять, вдумчиво анализировать партитуру, всматриваться в актёров – гораздо проще повесить «лампочку Ильича» в избе Ивана Сусанина – и все будут говорить: «Ах, какой новатор!» И неважно, что большинство будет говорить это по принципу «голого короля» – всё равно так греет самолюбие!
Меня давно занимает вопрос: почему никому из «новаторов» – любителей осовременивания сюжетов – не приходит в голову произвести противоположную операцию: взять какую-нибудь оперу с относительно современным сюжетом (скажем, «Не только любовь» Р. Щедрина) и перенести действие лет этак на 500 назад? Правда, при Иване Грозном не было колхозов – но не смущает же «новаторов» то, что в Египте времён фараонов не было «воинов Аллаха» с автоматами (а современные арабы, населяющие эту страну, даже не являются потомками героев «Аиды»)!
И совсем как в той пьесе, с которой мы начали разговор, хотелось бы посоветовать и «новаторам», и тем, кто обожает их восхвалять: загляните в словарь – и узнайте, что в действительности означают слова «оригинальность», «креативность» и «творчество»!
