– Ты Флеровский? – спросил вдруг вожак человечьим голосом и вперил в мещанина тяжелый взгляд.
– Точно так, – не нашелся более ничего ответить тот. Голос его срывался и дрожал.
– Африкан Сосипатрович? – четко выговаривая слова, снова спросил пес.
– Ага, – проблеял Флеровский.
– Пошел вон, – буркнул пес и отвернулся. Следом за ним отвернулся от мещанина и весь собачий ареопаг.
– Как у меня хватило сил добраться до вас, ума не приложу, – закончил свой необычный рассказ Африкан Сасипатрович. – Верно, Николай Угодник помог.
Пристав хмыкнул и с любопытством посмотрел на посетителя. Затем подошел ближе и покрутился возле него, принюхиваясь. Но от мещанина пахло только дешевым о-де-колоном «Spartacus» и более ничем.
– Если вы полагаете, что я пьян или не в своем уме, то вы глубоко заблуждаетесь, – обиделся Флеровский. – Прощайте.
Африкан Сосипатрович пошел домой (он жил на Касаткина), а утром в «Казанской хронике» «Телеграфа» вычитал, что «обыватели Нижне-Федоровской улицы жалуются на небывалый наплыв бродячих собак, особенно недалеко от Конвойной команды» и что «проходить здесь опасно, и обыватели обходят это место стороной».
С этим номером «Казанского телеграфа» Флеровский буквально ворвался в кабинет пристава.
– Ага, что я говорил?! – размахивая газетой, с порога заявил Африкан Сасипатрович. – А вы мне не поверили! Собака вообще животная нечистая. А этот рыжий есть никто иной, как сам черт! Не зря же его изображают либо со свиным рылом, либо с собачьей мордой!
Пристав нахмурил брови и промолчал.
– Вы опять не желаете принимать никаких мер! – вскричал Флеровский. – Опять самоустраняетесь? Хорошо, я сам…
Африкан Сасипатрович не договорил и выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
Когда по прошествии получаса он вбежал в участок, то был весь искусан, а одежда представляла из себя сплошные лохмотья. Тут же были вызваны пристав и врач, который перевязал несчастного и ввел противостолбнячную инъекцию. Речь Флеровского была бессвязной, и из его рассказа никто ничего не понял. Коробицын немедленно отрядил на Нижне-Федоровскую полицейскую команду с оружием, но никаких собак обнаружено не было. Путем опроса обывателей было выяснено и записано в протокол, что «собаки количеством до полусотни не сговариваясь, бросились в реку и поплыли в направлении правого берега Казанки, после чего скрылись из виду».
Сие событие было отнесено полицией, а затем и газетчиками в разряд загадочных происшествий. Что же касается мещанина Флеровского, то он совершил постриг и под именем Адриана стал иноком Кизического монастыря. К 1918 году он имел сан иеромонаха и возраст около 55 лет.
Как-то однажды в обитель заявились ответственные работники Казанского Совдепа товарищи Стельмах и Рафф. С ними пришли революционные матросы в тельняшках и бескозырках. Он них пахло водкой. Товарищ Стельмах и Рафф, попыхивая папиросками и оглядывая смущенную братию через стеклышки пенсне, объявили, что монастырь упразднен.
– А куда же мы пойдем? – смиренно спросил иеромонах Адриан.
– К е…ой матери, – душевно ответил один из матросов.
С этого времени следы Адриана, в миру мещанина Флеровского, теряются…