Количество видов во всех этих подотрядах, семействах и подсемействах исчисляется сотнями – и рассказать о названии каждого из них невозможно, так что ограничимся лишь самыми известными. И начнём мы с самого слова «обезьяна». Происхождение его в русском языке сомнений не вызывает – это видоизменённое персидское название этого животного – abuzine, переводимого как «отец блуда». Очевидно, столь уничижительное название связано с общим негативным отношением к обезьянам, которые – с одной стороны – слишком уж похожи на людей, с другой – похожи недостаточно, чтобы стать вровень, т.е. как бы человек – но неполноценный (а неполноценность нередко приписывалась незаконнорожденным, рождённым в блуде)… подобное отношение к этим животным отражено и в других языках: греческое pithekos – «похожий», латинское simian – «глупец», а также «подражатель», немецкое Affe – «дурак», «кривляка».
Поговорим теперь о конкретных видах… начнём с наших ближайших родственников – шимпанзе. Да, как бы ни морщились креационисты – а шимпанзе можно считать живым доказательством нашего родства с обезьянами: их генетическая база совпадает с нашей на 97,8% (к слову, у неандертальцев, которых относят к числу людей, этот показатель ниже), и даже группы крови у нас одинаковые (так что если бы не опасность занести какую-нибудь инфекцию, кровь шимпанзе спокойно можно было бы переливать людям)… Впрочем, представители народа луба, живущего на юго-востоке современной Республики Конго, заметили сходство между человеком и этими обезьянами ещё в те времена, когда не было известно ни о группах крови, ни о генах. Они так и назвали их – квили-чимпензе, что на их языке означает «похожий на человека». В XVIII веке это название переняли европейцы, во французском языке оно трансформировалось в «шимпанзе» – и в таком виде мы его заимствовали.
Название другого обезьяньего семейства – мартышковых (или просто – мартышек) – заимствовано из немецкого языка, а уж в русском немецкому слову Marten нетрудно было обзавестись уничижительным суффиксом -ышк-. Немецкое же слово восходит к имени Мартин, а вот почему немцы так называли этих обезьянок – загадка… впрочем, это не единственный случай, когда имя превращается в название животного (зовём же мы медведя «мишкой»). Примечательно, что в польском языке к тому же имени Мартин восходит слово marcin, означающее «грубиян» и… «медведь» – и остаётся только догадываться, чем и немцам, и полякам не угодило имя Мартин.
А вот происхождение слова «орангутан» сомнений не взывает: с малайского оно переводится как «лесной человек». Примечательно, что в Индонезии так называют не только обезьян, но и примитивные племена, обитающие в лесу и живущие собирательством… как видим, в отличие от ярых антидарвинистов – те люди не видят «непроходимой пропасти» между собой и обезьяной.
Не увидел её и карфагенский мореплаватель Ганнон, встретивший во время путешествия в Западную Африку странных существ, которых назвал «покрытыми шерстью женщинами» – «гориллами».
И если уж у нас зашла речь об отряде приматов, нельзя не упомянуть и о тех его представителях, которые в строгом смысле обезьянами не являются – и до недавнего времени относились к «полуобезьянам». Наиболее известны среди них лемуры – и вот с этим термином произошла примечательная история. Латинское слово лемур означает «призрак», «дух» – именно так назывались в Древнем Риме души казнённых преступников, непогребённых и прочие, неспособные обрести покой и потому озлобленные – и, как положено привидениям, проявляющие активность по ночам. Из-за ночного образа жизни упомянутым зверушкам и дали название «лемуры»… и оно настолько прижилось, что сейчас при слове «лемур» в первую очередь представляется именно пушистый зверёк – а не жуткий персонаж древнеримского фольклора (доходит даже до того, что некоторым нашим современникам приходится объяснять, что лемуры, которые в последнем акте «Фауста» строят козни вместе с Мефистофелем – это не животные из отряда приматов)… Вот так «живут» слова, переходя из языка в язык и меняя значение!
