Но история на этом не закончилась. Ко всеобщему удивлению, жертвы были как будто не рады своему спасению. Они обвиняли в случившемся власть и рьяно отстаивали своих обидчиков в суде. В конце концов, один из преступников даже был оправдан.
Так мир впервые услышал о стокгольмском синдроме. Автором этого термина стал шведский психиатр и криминалист Нильс Бейерут.
Что заставило пленников проникнуться внезапной любовью к террористам? Как объяснить эту парадоксальную реакцию человеческой психики?
Разгадка феномена
На первый взгляд, поведение заложников как будто противоречит здравому смыслу. Но далеко не всякий человек может трезво рассуждать, когда он ошеломлен и напуган. Здравый смысл отступает, и власть над поступками переходит к подсознанию.
В случае со стокгольмским синдромом работают защитные механизмы нашей психики. А если точнее, то речь идет об идентификации с агрессором. Или, по-русски говоря, об отождествлении с обидчиком, желании быть на него похожим.
Зачем человеку, который страдает от унижения и насилия, подражать негодяю? Чтобы стать таким же сильным, избавиться от него и превратиться в хозяина положения. Мотив этот прячется глубоко и часто не осознается.
Но причем здесь стокгольмский синдром? Разве заложники в глубине души мечтают быть террористами? Конечно же, нет. Психические защиты устроены хитро. Их задача – побудить человека спасать себя любым доступным способом и увернуться при этом от конфликта с ценностями и убеждениями.
Пленник может искренне ненавидеть насилие и возмущаться методами террористов. Но в действительности положение его отчаянное. Заложник бесправен, жизнь его висит на волоске, исход ситуации непредсказуем.
Представьте, что творится в душе жертвы захвата. Человека переполняют ярость, отвращение, ужас. А главное – бессилие. Защищаясь от разрушительных переживаний, подсознание стремительно ищет выход. И находит его.
Если освободиться невозможно, то нужно сблизиться с захватчиками, стать для них «своим», втереться в доверие. И тем самым обрести хоть какую-то власть над ситуацией. А поскольку желание подружиться с террористами противоречит сознательным принципам, подсознание исподволь внушает, что они на самом деле – «отличные парни».
Так человек проникается искренней, неподдельной симпатией к своим обидчикам. Сочувствуя террористам, заложник подсознательно отождествляется с ними. Психике необходима иллюзия контроля – и она ее получает.
Условия развития стокгольмского синдрома
Справедливости ради, надо сказать, что стокгольмский синдром возникает не так уж часто. Для его развития нужны особые условия.
Во-первых, не обязательно человек, столкнувшись с унижением и бессилием, захочет занять место обидчика. Идентификация с агрессором – это лишь одна из множества психических защит. У каждого из нас есть свой излюбленный набор «подсознательных приемов».
Во-вторых, взаимопонимание не появляется на пустом месте. Если террористы говорят на неизвестном языке, воплощают чуждые идеи и сильно разнятся с заложниками в вере и обычаях, то найти общий язык будет трудно.
Поэтому стокгольмский синдром чаще случается, когда террористы выставляют себя борцами за справедливость и общечеловеческие ценности.
В-третьих, захватчики должны вести себя относительно «гуманно». Немотивированная жестокость немедленно убивает ростки симпатии в душе заложника, и вероятность развития синдрома близится к нулю.
Предсказать, возникнет ли синдром в той или иной ситуации невозможно. Человеческая психика – явление удивительное и загадочное, и неизвестно, постигнут ли люди когда-нибудь все ее глубины.
