И вдруг это французское слово с чьей-то легкой руки незаметно перекачивает в русскую словесность для обозначения целого нового направления в русской музыкальной культуре. А направление это банальный блатняк, который кочевал по тюрьмам и лагерям и, наконец, вырвался на свободу в лихие перестроечные. Если раньше "камерные" исполнители довольствовались акустической семиструнной, то сегодня этот вид "искусства" облагорожен звучанием Yamahа и цензурным текстом.
"Раскрутчики" организуют фестивали, концерты, звукозапись. Создают федеральную радиостанцию " Русский шансон", разворачивают в интернете сайты форумы, порталы. На самом деле мы имеем дело с эвфемизмом, когда низкосортную тюремную лирику с убогой однообразной музыкой пытаются выдать за самостоятельное направление в музыкальной культуре. В самом деле, не назовешь же федеральную радиостанцию - "Русская блатная песня" или "Блатняк". Думали ненадолго, напоются, но нет, дурновкусие и пошлятина продолжает процветать, аудитория не становится меньше. Блатная лирика звучит со всех сторон; в кафе, ресторанах, маршрутках, такси. Трансформируется в репертуар Михайловых, Такаревых, Новиковых.
Музыкального жанра, аналогичного «русскому шансону» не найти ни в одной другой стране мира. Откуда у наших граждан такая слепая любовь к подобным песням? Главная причина дурновкусия у большинства наших сограждан это тотальная музыкальная безграмотность. Она и является самой благодатной почвой для попсы и, выстраданной в зоне или тюремных застенках, лирики. Может ли среднестатистический житель России отличить Рахманинова от Свиридова, есть ли у него возможность хоть раз в месяц сходить на концерт серьезной музыки? Что дала школа для полноценного эстетического воспитания? Есть и другая точка зрения. В 30е годы полстраны заставили попробовать вкус тюремной болтанки и "светлую" романтику ГУЛАГА. Но, как правило, эти люди без восторга вспоминают эти годы.
Песня, состоящая из "тынц-тынц, ля-ля-ля" и незамысловатого содержания о том, как непременно безвинный зэк смотрит сквозь решетку на вольных голубей, или пишет письмо маме, без всякого напряжения «ложится на слух». Мы искренне сочувствуем пареньку, которого несправедливо зверь-прокурор приговорил к вышке, который пожить то толком не успел. А паренек этот на самом деле замочил человек этак 5, сгреб барахло и «рыжье» в кучу и просадил в кабаке с подружкой, которая тоже не упустит случая «окропить снежок чужим красненьким».
Эта незамысловатая фабула вызывает, как не странно, слезное сочувствие у массового российского обывателя. Хотя в жизни он за квартал обходит подобных пацанов. Парадоксальность мышления таких обывателей просто поражает. Он может только что с криком бежать от какого-нибудь «братка» попросившего прикурить или кошелек в темном переулке и в то же время пустить слезу, за рюмкой водки, слушая «Владимирский централ» Круга.
Отсутствие сколько-нибудь внятного отношения государства и общественных организаций к масштабному распространению криминального фольклора приводит к тому, что блатные песни становятся составной частью культуры среди детей и молодежи. Песни льются из окон многоэтажен, автомобилей, звучат на корпоративах, в ресторанах и кафе, на каналах радио и ТВ. Исполнители – любимцы публики, нога которых даже не ступала на лагерную землю, собирают на концертах по всей стране наивных сочувствующих, строят на свои «трудовые» дворцы на Рублевке.
Вылечить от этой психической привязанности к блатняку не сложно. Надо свозить адептов этого сомнительного искусства на экскурсии по романтическим лагерным баракам и тюремным камерам, дать возможность посидеть на параше и испытать на себе ряд шансонных терминов: шмон, этап и т.д. Хороший результат дает сеанс уличного мордобоя с изъятием материальных ценностей. После подобной профилактики повышенный интерес к блатному песнопению заметно снижается.