Во время боя – шла Великая Отечественная война – взрывом снаряда коню оторвало задние ноги. Седок чудом остался жив.
Это был не молодой безусый солдат, а воин, уже получивший некоторую боевую и жизненную закалку. С конем они были одно целое. Верный друг не раз спасал бойца. Но сегодня, в эти тяжелые мгновения, конь упал на передние ноги и плакал.
Большие слезы катились из его глаз, и смотреть на это было невыносимо. А вокруг бушевал смертельный огонь, дыбилась земля, крики и стоны, грохот орудий смешались в безумную какофонию. Но солдат и конь словно существовали отдельно, вне боя и смерти.
– Я ничего не соображал, не мог понять, почему мой конь, словно в поклоне, стоит на полусогнутых передних ногах и не движется. Только крупные слезы одна за другой спадали на черную землю. А когда я, наконец, сообразил, что случилось, то стон вырвался из моей груди. Я тут же поднял винтовку и выстрелил. Бездыханное тело коня дернулось и застыло. В какое-то мгновение я уловил его угасающий взгляд, и в нем прочел благодарность. Конь благодарил меня за то, что я прекратил его муки! Он умер с благодарностью!
Голос старика, рассказывавшего мне об этом, дрогнул, и с трудом сдерживаемые рыдания тяжелым всхлипом всколыхнули его грудь. Я не успокаивала его. Он вынул из внутреннего кармана пиджака таблетку валидола и положил под язык. Потом мы сели на скамью и молчали. Мимо нас шли люди с цветами, разноцветными шарами, с песнями и веселыми переливами баяна, с маленькими красными флажками, на которых было написано «С Днем Победы!». А мы со стариком словно существовали в другом мире.
– Послушай, – сказал он вдруг, – тебе не кажется, что я за конем горюю больше, чем по убитым товарищам?
– Да нет, – сказала я. – Я тоже как-то видела, как умирала лошадь. Она привела жеребенка, а сама умирала. И никто не мог ей помочь. Делали уколы, растирали грудь, но она угасала с каждой минутой. Сначала никто не мог понять, почему она тихонько и ласково-ласково ржет. Пока фельдшер не сообразила и не поднесла к ней жеребенка. Лошадь лизнула его и умерла. И я увидела ее глаза…Она умирала с благодарностью, что ее поняли, что исполнили ее последнее желание!
– Да, – сказал фронтовик, – это очень тяжело. Вообще-то надо говорить «лошадь пала», а мы говорим «умерла»…
И вдруг он схватил меня за руку и зашептал горячо и странно:
– Я тоже, как конь. Или та лошадь. Безысходность одолела меня! Посмотри, какой я дряхлый! Врачи нашли у меня сто болезней… Пить лекарства уже не хочу, да и денег на них не хватает. В госпитале лежу иногда, подлечат немного, но болезни снова возвращаются. Ноги не сгибаются, руки не слушают… Да разве ж только это? Говорить стыдно. Детям я в тягость, запах от меня плохой, все разливаю, разбиваю. А раньше и дрова колол, и печь топил, и за садом ухаживал. А сегодня глянул на черешню свою, а она вся в муравьях, никто ее не побелил, сухие ветки не обрезал. Так и цветет, а ветки, как кости, торчат ¬– голые, черные. И я ей уже не помогу. И мне никто не поможет… Пристрели меня, а?
Его глаза мерцали слезами, словно крупные звезды на ночном небе. А руки дрожали и цеплялись за мои руки.
– Что Вы, дедушка, что Вы? – вскочила я со скамьи. – Нельзя же так! Вы взрослый человек, подумайте, что говорите… Да и оружия у меня нет.
– А то бы что? Пристрелила? Чувствую, пристрелила бы. Я ошибиться не могу. Хоть и дряхл, и подслеповат, а вижу, что пристрелила бы. Молодец! Я бы тебя в кавалерию взял и не раздумывал.
Я молчала. Я и на лошади то никогда не ездила, и оружия в руках не держала. И смерти, как огня боюсь. Не пристрелила бы я ни коня, ни человека.
– Все, все, успокойся. Прости меня, старика. Не знаю, что на меня нашло…
Фронтовик взял тросточку, я помогла ему подняться, и мы пошли к братской могиле, где ради праздника был зажжен Вечный огонь. Он постоял, поклонился, перекрестился и, подняв глаза к небу, воскликнул:
– Господи, прости меня, грешника страшного!
Его глаза вновь наполнились слезами, а всхлипы всколыхнули грудь. Я отвела его к родственникам, которые усадили дедушку в машину и увезли в дальнее село. Я представила, как вечером старик сидит на скамье у ворот и смотрит в вечернее небо. Он выдержал столько испытаний, прошел войну, но наверняка обращается и к Всевышнему:
– Пристрели меня, Господи!
А Господь отвечает ему:
– Неси крест свой, раб Божий!
И старик слушается. Потому что он Вечный Солдат.
