Прежде всего, страх смерти – это голос инстинкта самосохранения. Задача этого инстинкта – обеспечивать выживание индивида, соответственно, те особи, у которых он отсутствовал, погибали ещё до достижения репродуктивного возраста – их потомков среди нас нет, а значит – нет людей, лишённых страха смерти.
Страх смерти – это ещё и страх боли: смерть – даже самая лёгкая и естественная – неизбежно связана со страданием. Боязнь же боли – это тоже проявление инстинкта самосохранения.
Но наряду с животным страхом есть и источники чисто человеческие.
Пожалуй, самый жуткий страх смерти – это страх материалистов, страх небытия. Вот попробуйте представить себе небытие – вы этого не сможете, разум начнёт цепляться за какие-то осколки понятия бытия. То, что невообразимо – всегда страшно… страшно представить себе абсолютное ничто, которым ты станешь.
Но смерти боятся и те, кто верит в загробную жизнь. Это другой страх – страх неизвестности. Ведь «оттуда» не возвращался никто! И этого факта не отменяет даже появление технологии реанимации: клиническая смерть – это не смерть как таковая, это последняя стадия умирания, и люди, которые видели «свет в конце тоннеля» и всё прочее, мертвы не были, их мозг ещё жил – и вполне мог выдавать такие галлюцинации… А когда не знаешь, «что там будет» – разумеется страшновато… особенно если учесть, что это другая форма существования – а значит, то, что «там», не будет походить ни что, знакомое нам здесь – значит, даже какие-то прогнозы строить невозможно… такая ситуация всегда выбивает человеческий разум из колеи, создаёт чувство невладения ситуацией, которое неизбежно становится источником страха.
Наконец, есть и ещё один вид страха смерти – страх перед Адом. Кто-то из великих сказал: «Отнимите и христианина страх перед Адом – и вы отнимите у него веру». В общем-то, верно сказано – Ада мы, христиане, действительно боимся. Только ради всего святого – не надо представлять Ад со сковородками и кипящими котлами – так его не представляет никто, кроме атеистов. Ад – это существование души, потерявшей связь с Богом. И если в земной жизни что-то ещё позволяет создать иллюзию благополучного бытия – то после смерти таких «суррогатов благополучия» уже не будет: не будет водки, чтобы «забыться», не будет подчинённых, чтобы почувствовать своё превосходство… и многого другого, что здесь греет наше самолюбие, не будет… в общем, встаёт уже не шекспировский вопрос – «Быть или не быть?» – а вопрос Евгения Шварца: «А что ты, собственно, можешь предъявить?» Смерть страшна тем, что она сделает нас тем, что мы есть – без всяких иллюзий. «Смогу ли я, достиг ли я совершенства, какого ожидает от меня Бог?» Такой страх сопоставим со сценическим волнением музыканта – которое не парализует, а мобилизует, помогает «держать себя в тонусе».
Правда, этот страх может принять и другое обличье… по словам английского богослова К.С.Льюиса, «как человеку, близкому к банкротству, ненавистен даже вид банковской книжки» – так человеку, близкому к духовной гибели, ненавистна любая мысль о духовном – и тем более, о смерти, которая раз и навсегда обнажит духовную сущность… Но пока мы живы – никогда не поздно очнуться. Никогда не поздно понять, что смерть может быть и духовной – и это намного страшнее, чем смерть физическая.
