Плещет в борт атлантическая неслабая волна, но, слава Богу, не видно на горизонте бури. Так поглазеем же вокруг и поговорим про эмиграцию и про эмигрантов. Вон их сколько стоит на палубе!
Уж давно не верю я в Бога, но память у меня пока не ослабела. То, что учили в гимназии на уроке закона Божьего, я помню. Как там было написано в главе 12 книги Бытия?
И сказал Бог Авраму: "Уходи из страны твоей, от родни твоей из дома отца твоего в страну, которую я укажу тебе.
Так что праотец Авраам тоже был эмигрантом. Покинул страну, и дом, и родню... Ну, евреям не привыкать к скитаниям и странствиям. Но, похоже, и нам придется в который раз примерить на себя тесный лапсердак пришельца-изгоя.
До последнего времени жил я в Риге, и образчики советской пропаганды то и дело попадали мне в руки. Что сказать? В нынешней сошедшей с ума России и в нынешнем диковатом ново-русском языке слово «эмигрант» – сугубо отрицательное. Эти бесноватые ребята из агитпропа для него не пожалели черной краски.
В их, с позволения сказать, творениях эмигранты звериными тропами крадутся через границу в страну Советов, с целью всячески навредить. Прошу внимания: гайки на железнодорожных рельсах откручивают, словно чеховский злоумышленник. Или опять же гайками заклинивают шестеренки и ломают на заводе «Красный гигант» токарный станок со звонким названием «ДиП», «Догнать и Перегнать!». Как представлю я этого самого красного гиганта, так и сам несколько краснею от неприличных ассоциаций, хотя человек я давно уже не робкий и вопросы пола для себя решивший.
Небезызвестный Алексей Толстой, вернулся из Парижа на советские хлеба и авторитетно подтвердил: плетут, плетут эмигранты козни против Советской России. Для пущей убедительности он даже красочно описал нашу с вами зловещую жизнь в растреклятом Париже. Впрочем, всем известно, сомнительного происхождения граф, который нынче перековался в «красного графа» врет обильно и радостно. Ну, дай Бог здоровья и ему, и его красному гиганту.
Ах, господа, какая, к чертовой матери, может быть ностальгия у нас с вами? Ностальгия – болезнь богатых. Тем же, кто беден, словно церковная крыса, ностальгировать на березки не с руки. Старикам тоже ностальгия не страшна. Упокоились старики на каком-нибудь Сен-Женевьев де-Буа. А нам и детям нашим недосуг. Нам бы вписаться в жизнь новых родин: Франции, Америки, Аргентины, да хоть бы и Австралии.
И ведь в большинстве своем вписались, славно вписались. Даже в историю таких экзотических стран, как Лихтенштейн и Парагвай, внесли свой вклад русские эмигранты!
Никто из моих друзей-приятелей, так или иначе устроившихся под чужим небом, от ностальгии не умер. И даже не очень страдал от этой паскудной болезни, ибо страдать у нас не было ни желания, ни – главное – времени.
Сейчас я меняю уже третью страну проживания. Дай Бог, чтобы последнюю. Так что я скажу вам с достаточным на то основанием, что ностальгией лучше всего переболеть пораньше, чтобы выяснить: это тоска не по месту, а по времени. По времени, когда ты был молод и потому счастлив. Но ради этого призрака прошлого возвращаться в изнасилованное отечество? Зачем? Кто объяснит мне?
Вы говорите: язык? Великий язык Пушкина и Толстого? Ах да зачем мне нынче он, изнасилованный всякими там Троцкими, Зиновьевыми да Сталиными. Изнасилованный до такого косноязычия, что я готов этот русский язык забыть только за то, что им разговаривал Ленин!
Придется говорить по-английски, заговорю. А хоть бы и по-испански! Ведь правду говорят иные: новый язык – новая жизнь. Почему бы в очередной раз не начать жизнь сначала?
Честно говоря, соблазн новой жизни – движущая сила любого эмигранта. Любая перемена места – обещание начала новой судьбы. Любой эмигрант робко желает перемены участи.
И я пока еще достаточно молод, чтобы начать еще одну жизнь на новых берегах. Пока что мне далеко до шестидесяти семи лет, как несчастному Куприну, который вернулся на родину умирать от рака желудка. Но не от ностальгии. Потому что от ностальгии умирают только прозрачные, как красная агитка, герои в страшноватых романах, сочиненных советскими борзописцами.