Среди достопримечательностей Парижа – Ле Аль (Les Halles), парк и подземный культурно-торговый комплекс, находящийся на месте старого рынка. Этот рынок был в 18 – 20-м веках важной точкой на карте Парижа. Рынок получил название «Чрево Парижа». Во-первых, потому что, как и положено брюху, он находился в центре. С 12-го века рынок разместился в тогда новом районе французской столицы, Бобур. В двух шагах от Нотр-Дам. Сейчас это центральный, 1-й округ, Парижа.
Ну, а во-вторых, рынок был продуктовый. Здесь продавались и мясо, и рыба, и сыры, и вина. В общем, рынок безотказно снабжал желудки парижан всем необходимым.
Кто читал роман П.Зюскинда «Парфюмер», наверняка помнит, что герой романа родился именно здесь, в рыбном ряду, среди дикой вони и первобытной грязи. Вонь и грязь здесь не переводились никогда. Хватало также и лихих людей: брутальных мясников, визжащих и исходящих руганью торговок рыбой, воров и грабителей. Жизнь в квартале, который занимал рынок, не прекращалась ни днем, ни ночью.
Рынок в центре города был вечной проблемой для городского начальства. Отсюда начинались все эпидемии и все бунты. В 1854 году под руководством архитектора Виктора Бальтара «чрево Парижа» перестроили. Были возведены новые крытые торговые ряды (по-французски «les halles») из металла и стекла.
Именно в 19-м веке о «Чреве Парижа» узнал весь мир. Произошло это благодаря знаменитому французскому писателю Эмилю Золя (Émile Zola) (1840 —1902). Один из своих многочисленных романов о семействе Ругон-Маккаров он так и назвал: «Чрево Парижа». Это – третий из двадцати романов эпопеи. Роман вышел в свет в 1873 году. Действие же его происходит в середине 1850-х годов. Этот период во Франции принято называть периодом Второй империи.
Тем, кто еще не читал этот роман, настоятельно рекомендуется его прочесть. Роман сам по себе – интересное произведение, с живо развивающимся сюжетом. Скучно не будет.
Э.Золя – известный мастер слова. Поэтому роман написан выпукло, богатым языком. А поскольку Э.Золя исповедовал в своем творчестве даже не реализм, а натурализм, читать его роман, к тому же, – большое удовольствие. Словно кино смотришь, так классно автор описывает жизнь рынка.
Отдельная вдохновенная песня – описания различных продуктов, лежащих на прилавках: овощей, фруктов, живой рыбы, мяса и колбасных изделий. Аппетитно! Читателя так и тянет к собственному холодильнику! Знаменитым стало описание лавки, где продавались сыры. Золя описывает запахи различных сыров в этой лавке, используя музыкальные метафоры. Целая «сырная симфония»! Описать обоняние, самое неуловимое человеческое чувство – на это кроме Э.Золя решился только П.Зюскинд.
Название романа Э.Золя имеет еще один смысл. Сердце, как известно, находится не в животе. В советское время написали бы, что Э.Золя бичует бездушную буржуазию, которой грубая реальность, пузо, заменяет и сердце и душу. По мнению буржуа, толстый, упитанный, человек – добродетелен, бедняк, ворующий от голода, – преступник. Во времена, когда был написан этот роман, подобные идеи были очень распространены, казались верными и «милость к падшим призывали». Почти 150 лет спустя, отношение к «униженным и оскорбленным» несколько другое.
Отец Эмиля Золя – итальянский инженер Франческо Дзола (Francesco Zolla), принявший французское гражданство. Мать – француженка Эмили Обер (Émilie Aubert), и вполне возможно, свое имя он получил в честь матери. Родился Эмиль в Париже, но, когда ему было три года, семья переехала в Прованс, где отец строил каналы.
Отец Эмиля умер, когда его сыну было 7 лет. Без кормильца семейство медленно погружалось в нищету. Но благодаря усилиям матери Эмиль получил приличное образование. Школьным другом Эмиля Золя стал тогда Поль Сезанн, впоследствии знаменитый художник.
Когда Эмилю исполнилось 18 лет, они с матерью возвратились из провинции в Париж. По желанию матери он поступил на юридический факультет Сорбонны, но не доучился. После нескольких лет службы клерком Эмиль стал журналистом и писателем.
Семейная жизнь писателя была достаточно неординарной. В 1864 году он познакомился Элеонорой-Александриной Меле (она сама называла себя Габриэллой). Девушка была швеей и, как положено, немного подрабатывала натурщицей у бедных художников и немного проституцией. Они обручились в 1870 году. Детей в семье не было. У Александрины до встречи с Золя был ребенок, девочка. Но мать отдала ее в приют, понимая, что содержать ребенка не сможет. Когда после женитьбы она призналась в этом мужу, супруги пытались отыскать девочку. Но, оказалось, что та умерла вскоре после рождения. Как тут снова не вспомнить сюжет "Парфюмера"?
Женитьба сделала жизнь Эмиля Золя очень удобной в бытовом плане. Александрина замечательно готовила, полностью взяла на себя все заботы по дому и не мешала Эмилю работать. Даже матушка Золя, которая сначала не полюбила Александрину (обычное дело) вскоре поселилась в одной квартире вместе с сыном и его женой.
Золя смог заняться тем, для чего, оказалось, был создан. Очень много работая, он публиковался в разных парижских газетах. Доходы от писательства позволяли содержать семью. Эмиль Золя всерьез задумал конкурировать с Бальзаком и его «Человеческой комедией» . Он задумал цикл романов, который должен был запечатлеть на своих страницах быстротекущее время. В 19-м веке он захотел создать литературный сериал или, как выражались тогда литературные критики, роман-реку.
Подобная задумка обязывала к постоянной и нелегкой работе. Сага о Ругон-Маккарах писалась 10 лет. На эти долгие годы девизом Эмиля Золя стало: «Ни дня без строчки». Он установил для себя жесткий распорядок дня. Писатель поднимался в 8 часов утра и работал до обеда. После обеда – встречи с нужными людьми. Постепенно Золя стал своеобразной «литературной машиной», которая работала без сбоев и без перерывов, а что самое главное, приносила прибыль. Сказать по правде, многие писатели мечтали бы о такой жизни. Но многие ли смогли бы ее, такую жизнь, выдержать? Писать-то надо, словно заводному!
Несмотря на внешние пертурбации, франко-прусскую войну и крах Второй империи, Золя продолжал писать, его романы издавались и имели большой успех, не только на родине, но и в других странах, в том числе, и в России. Это позволило писателю не только подняться из бедности, но и почувствовать всю прелесть роскоши и ненужных вещей. Небольшая семья переселилась в пригород Парижа.
Пережившие нищету Эмиль и Александрина ни в чем себе не отказывали и никак не могли наесться. Довольно скоро Эмиль Золя, не слишком высокорослый достигает веса более ста килограмм. Александрина тоже становится вполне упитанной буржуазной дамой. Это еще раз к вопросу о морали романа «Чрево Парижа»: толстые – бездушные, истощенные бедняки – воплощение духовности. Не все так просто!
Впрочем, для парижских друзей, писателей и художников, которые часто наведывались в гости к супругам Золя, тоже был готов в их доме радушный и щедрый прием, обильные столы, много вина. Так что ни в жадности, ни в душевной глухоте Золя обвинить нельзя.
Уже в возрасте 48 лет Эмиль Золя влюбляется в 21-летнюю домработницу, Жанну Розеро, дочь местного мельника. Влюбиться было во что: Жанна была молодая, веселая и стройная и обладала мягким и добрым нравом. Влюбленность пошла на пользу писателю. Он замечает, что безобразно растолстел, отменяет послеобеденный сон, начинает больше двигаться, осваивает велосипед и в течение лета сбрасывает 25 килограмм.
Любовь прекрасна! Прекрасны и ее плоды. Жанна родила Эмилю Золя дочь Денизу, а два года спустя – сына Жака.
Ясно, что тайная страсть мужа очень скоро стала известной Александрине. Естественно, крики, скандалы, мольбы и слезы. Однако Золя, прежде мягкий и покладистый, не желает порывать со своей пассией. Ах, какой сюжет! Как это romantic!
Впрочем все разрешилось без убийств и без самоубийств. Вполне в рамках буржуазной морали, которую (как нам говорят) обличал Эмиль Золя. Александрина решила не допускать громкого скандала. Во-первых, она по-прежнему любила мужа, во-вторых, у Эмиля не было стремления покинуть законную жену ради «полюбовницы», а в-третьих, громкий скандал мог бы сказаться на трудах писателя, которые приносили вполне достаточно денег, чтобы кормить две семьи. При этом, как ни крути, но «мадам Золя» оставалась она, Александрина. Все остальное – решила она – пустяки.
Подобное решение устраивало и Эмиля Золя. Он был привязан к Александрине. 18 лет брака – это не пустяки! Но и от детей и Жанны отказываться ему не хотелось. Началась жизнь на две семьи, которая устраивала и Жанну, и на которую, скрепя сердце, согласилась «официальная» жена. Внешне все было вполне респектабельно и благопристойно. Эх, французы, могут же!
Писателю подобный компромисс пошел только на пользу. Спустя некоторое время Александрина признала детей Жанны, и теперь они часто навещали дом отца. Обе семьи жили в мире и согласии. Творчеству ничто не мешала и «писательская машина Эмиль Золя» работала по-прежнему мощно и продуктивно.
Когда-то в городе Свердловске (который в те годы еще не возвратил себе девичье имя Екатеринбург) я обнаружил улицу Мольера, чему был очень удивлен. Кстати, и улица Шекспира в Свердловске тоже была! Подобного торжества культуры не наблюдается ни Москве, ни даже в культурной столице России. Более того, в Москве, к примеру, нет улицы Салтыкова-Щедрина! И по моим сведениям, улицы Эмиля Золя тоже нет. Ни в Москве, ни в других городах на просторах России.
Между тем в Израиле улиц Эмиля Золя много. Практически в каждом крупном городе. Это не столько признак большой любви к французской литературе, сколько знак признания общественной позиции писателя, которую он проявил во время громкого «дела Дрейфуса».
Этот судебный процесс по обвинению в шпионаже в пользу Германии офицера французского генерального штаба Альфреда Дрейфуса (1859—1935), еврея из Эльзаса, проходил в декабре 1894 года. Суд признал Дрейфуса виновным, разжаловал и приговорил к пожизненной каторге. Но доказательства обвинения были шаткими и, как после оказалось, сфабрикованными. Поэтому общественное мнение больше ориентировалось на «нутряное чутье»: верю – не верю. И тут наружу вырвался как раз «нутряной» и давний французский антисемитизм. Французское общество разделилось на два лагеря. При этом и в лагере «дрейфусаров», и в лагере «антидрейфусаров» были весьма образованные и здравомыслящие представители французского общества. Оказалось, образование не гарантировало прививку от антисемитизма и даже не обеспечивало элементарной порядочности. Казалось бы, незыблемые ценности Просвещения и Гуманизма оказались под вопросом. Поэтому дело Дрейфуса сыграло огромную роль не только в истории Франции, но и истории Европы конца 19-го — начала 20-го веков.
На процессе Дрейфуса в качестве корреспондента одной из венских газет присутствовал Теодор Герцль. В то время он был вполне себе эмансипированный еврей из Австро-Венгрии, абсолютно уверенный в том, что Просвещение и Гуманизм способствуют тому, чтобы по всей Европе евреи добились равноправия и уважения. Как раз Франция показывала образец того, как из евреев, проживавших в стране, сделать равноправных граждан страны еврейского происхождения. И вдруг на улицах Парижа и даже в зале высокого суда Герцль услышал дикие крики: «Смерть евреям!», живо напоминавшие о средневековье. Оказалось, государство не может своей властью и силой обеспечить равенство и правосудие всем гражданам, не взирая на их происхождение. Ни одно государство не будет для евреев «своим». Следовательно, евреи должны создать собственное государство, чтобы обеспечить свое выживание в новую эпоху, эпоху национальных государств. Так родился сионизм, еврейское национально-освободительное движение, приведшее к созданию государства Израиль. Как видим, дело Дрейфуса сказалось не только на истории Европы.
В Израиле Эмиля Золя чтят за то, что в январе 1898 года он, известный писатель, выступил на стороне сторонников невиновности А.Дрейфуса, «дрейфусаров». В газете «L’Aurore» («Аврора») он публикует обличительное письмо к президенту республики под заголовком «Я обвиняю». Эта открытая и эмоциональная статья произвела впечатление разорвавшейся бомбы. С одной стороны на писателя посыпались обвинения в предательстве и в продажности. Но с другой стороны письмо Э.Золя было большим аргументом в пользу тех, кто утверждал: «Дрейфус не виновен». Например, Чехов, писатель очень аполитичный, под влиянием доводов, изложенных в письме Э.Золя стал горячим дрейфуссаром. «Золя вырос на целых три аршина; от его протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз почувствовал, что, слава Богу, есть еще справедливость на свете и что, если осудят невинного, есть кому вступиться».
Были и серьезные угрозы отомстить «национальному предателю». Поэтому Золя был вынужден покинуть родину и бежать в Англию. Вслед за ним последовали обе жены (!) и дети. Когда страсти вокруг процесса Дрейфуса улеглись, писатель возвратился в Париж.
Смерть его была странной. Он умер 29 сентября 1902 года от отравления угарным газом. Как обнаружило расследование, дымоход камина был заткнут строительным мусором. Вокруг трубы на крыше полицейские обнаружили следы. Но были ли это следы злоумышленников или же следы строительных рабочих, выяснить не удалось. Была ли смерть писателя результатом покушения или просто несчастным случаем, неизвестно.
Обе женщины, любившие Эмиля Золя, Александрина и Жанна, сблизились в результате его смерти. Александрина добилась через суд, чтобы дети Жанны получили фамилию отца. Дети Жанны стали и ее детьми. Когда Жанна умерла в 1914 году, Александрина приняла на себя все заботы и подняла на ноги детей писателя. Любимого писателя.
А центральный рынок, тот самый, «Чрево Парижа», был ликвидирован в 1972 году. Железные конструкции крытых рынков были разобраны. Тогдашний мэр Парижа, Жак Ширак, решил, что на месте центрального рынка должен быть центральный парк. Многие, в том числе, тогдашний президент Жорж Помпиду, этот проект не одобрили. Они не хотели, чтобы парк в центре Парижа стал обиталищем хиппи и бездомных-клошаров. Но все же «Les Halles» сейчас – парк и рекреационная зона. А еще – подземные магазины и большой, подземный же, пересадочный узел. От старого рынка остался только шедевр времен Ренессанса, фонтан Невинных. Почему Невинных? Потому что давным-давно, еще до переноса на это место рынка, здесь находилось кладбище для младенцев, умерших до крещения.
