– Чего бы мы узнали, деда? – спросил Сережа, самый большой и смышленый из внуков. Было ему три года, и он, единственный из всей сопливой компании, еще как-то слушал деда.
– А то… Бывало, поутру разбудят нас боем барабана, еле успеешь одеться, а тут уж в ряды строят: нас, дворян, отдельно на правой стороне, а детей чиновников разных да обер-офицерских – по левую. Да-а…
Вечеслав Петрович Манассеин любил рассказывать про свою молодость. Ему казалось, впрочем, как и многим пожилым людям, что раньше, когда они были детьми или юношами, все было не так, как нынче: и солнце светило ярче, и трава была зеленее. Словом, лучше все было, иначе. Порядок-де, был, дисциплина и уверенность, что так будет всегда. Родителей почитали, в Бога верили, в общем – все было как надо, как и должно быть.
А в гимназии, про которую рассказывал старик внучатам, порядки, действительно, были жесткие. Правда, дворянам все же приходилось полегче, чем разночинцам, а Вечеслав Петрович Манассеин был дворянином потомственным, выходцем из древнего благородного рода, корни коего уходили в века…
Родился он 21 сентября 1799 году в имении матери, селе Брехово Лаишевского уезда Казанской губернии. Звали ее Прасковьей Петровной, и была она из славного казанского дворянского рода Арбузовых. Одного за другим родила она мужу, Петру Андреевичу, одиннадцать детей – десять сыновей и дочь Веру. Сам Петр Андреевич родился в 1763 году в Потсдаме, где полковник Андрей Семенович Манассеин, дед Вечеслава, костромской дворянин, служил тогда комендантом. Петр Андреевич тоже пошел по военной линии. Затем, в чине коллежского асессора, соответствовавшего чину армейского премьер-майора, служил в губернском магистрате стряпчим, то есть судебным чиновником с довольно обширными правами, и выборным заседателем Верхнего Земского суда. А как знатный Лаишевский помещик еще исправлял в начале XIX века обязанности уездного предводителя дворянства.
Всех своих детей Петр Андреевич отдал в военную службу. Кроме одного – Ельпидифора, окончившего университет и ставшего адъюнкт-профессором на кафедре римского права. Стал военным и Вечеслав: после окончания Первой Казанской гимназии в 1817 году он, «для изучения военнаго порядка» был определен в Дворянский Полк в Санкт-Петербурге, переименованный в 1818 году в Дворянский Кавалерийский Эскадрон.
В 1820 году Вечеслав Манассеин был произведен в корнеты и зачислен на службу в Кирасирский Стародубский полк, квартировавшей в Херсонской и Екатеринославской губерниях.
Служил Вечеслав Петрович, как и все его братья, достойно, и продвигался по службе без заминок: 1822 год – поручик, 1828 – штаб ротмистр, 1829 – ротмистр (капитан). «Ротмистр Кирасирскаго Стародубского Полка Вечеслав Манассеин, – гласил его формулярный список, – находился в походах и сражениях противу польских мятежников: в первую кампанию 1831 года 25 января, перешед через границу в пределах Царства Польскаго, февраля 13-го, в сражении под Прагою на Гроховских полях, за оказанное в сем деле отличие и мужество награжден орденом св. Анны 3-й степени с бантом».
Вечеслав Петрович участвовал в сражении под Эндрошевом 1 мая, под М.Нуром 10 мая 1831 года и брал Варшаву. Вот-вот должны были дать «майора», и ежели бы не обстоятельства, быть Вечеславу Петровичу его превосходительством генерал-майором, как, например, его младшему брату Апрониану. Но – не судьба. Умирает в достаточно преклонных годах его отец. Через год – мать. Имение и двухэтажный каменный дом в Казани на берегу Черного озера остались без глаза. И братья, словно сговорившись, просят его оставить военную карьеру и заняться хозяйством. У тебя-де, лучше получится, чем у кого-либо из нас – в один голос утверждают они. Он сомневается, но дает согласие. В 1834 году, получив чин майора, он выходит в отставку.
2.
Была в нем, конечно, хозяйственная жилка. Правы были братья, что выбрали именно его блюсти имение, от которого, собственно, они все зависели. Был Вечеслав Петрович не корыстен, не выжимал из крестьян последнее, потому село Брехово, расположенное в сорока двух верстах от Казани при речке Ошняке было крепким и давало хороший доход. «Он знал и понимал натуру крестьянина, – писали «Казанские губернские ведомости» в № 40 за 1877 год, – относился к нему не с высоты барскаго величия, не с презрением высшаго к нижшему, а умел ставить себя на его место, умел видеть все язвы и недуги и старался исцелить их – на сколько сил хватало».
Не единожды Вечеслав Петрович хотел вернуться на военную службу – тянуло, – но слово, данное братьям, обязывало. И все же компромисс желаемого с нужным был найден: Манассеин занял в 1836 году освободившуюся должность начальника Казанской Жандармской команды, коей с учреждения еще в 1811 году Корпуса жандармов внутренней стражи вменялось в обязанность поимка преступников и беглых, усмирение буйств и вообще поддержание «должнаго порядка» в городе.
С сей задачей Вечеслав Петрович справился отменно. Уже в первый год он сумел отличиться аж перед самим государем императором Николаем Павловичем в его бытность в Казани в августе 1836 года и Шефом Корпуса Жандармов, генералом от кавалерии его сиятельством графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом, своим непосредственным начальником, сопровождавшим императора в его вояже по российским губерниям. Порядок в городе был «отличный», как было сказано позже в «Приказе по Корпусу Жандармов», за что Манассеину было объявлено «Высочайшее благоволение». Вообще, его неоднократно отмечали «за отлично усердную службу» и знаками отличия, и денежными премиями (в размере полугодового жалования), а 1 января 1847 года «за выслугу в Офицерских чинах 25 лет» Вечеслав Петрович был пожалован орденом святого Георгия.
Надо сказать, что, действительно, в городе порядок был. И не в результате репрессивных мер, хотя, конечно, беглые каторжники и уголовные преступники ловились пачками, дебоши и пьяные драки пресекались на корню, а в результате честного служения Манассеиным своему делу и требований того же от своих подчиненных. Именно в бытность Вечеслава Петровича начальником казанской жандармерии были пойманы и казнены беглые каторжники знаменитые разбойники Быков и Чайкин, несколько лет наводившие ужас на город, пригороды и едва ли не всю Казанскую губернию, скелеты коих были выставлены для публичного обозрения в Анатомическом театре Императорского Казанского университета, где находятся и по сей день. Словом, рядовые обыватели жили спокойно, имели уверенность в завтрашнем дне и, без всякого преувеличения, были благодарны своему жандармскому начальнику за покой и порядок в городе. Дворяне же были благодарны ему за постройку нового здания Дворянского Собрания, ибо он был самым деятельным членом «Высочайше утвержденного» «Комитета постройке Дворянскаго дома в Казани». Сам он жил в пригороде, деревне Плетени, дом его был открыт, и многие жители шли нему со своими бедами и болячками, и он принимал всех, невзирая на социальный статус и национальность. В городе его знали все, а татары, при упоминании фамилии Манассеин, оживлялись:
– А! Щислан Питровищ!
Позже, когда Вечеслав Петрович стал совершенно седым, «Щислану Питровищу» прибавилось уважительное:
– Жандар-бабай.
С подобным уважением татарское население относилось только к императрице Екатерине II, называя ее «Эби-патша».
В 1839 году Вечеслав Петрович женился на дочери помещика Лаишевского уезда Елизавете Семеновне Ремезовой, получив в приданое сельцо Нижний Девлезер, что на речке Девлезере, с 93-мя поселянами и 20-ю дворовыми людьми. Теперь Манассеину надлежало управлять двумя имениями (после смерти тестя, Семена Ильича Ремезова прибавилось еще и третье, деревенька Урок в Казанском уезде). Забот по хозяйству, естественно, прибавилось. В середине 40-х годов Манассеин стал уставать, что и послужило причиной прошения о бессрочном отпуске в 1847 году.
Он уехал из Плетеней и поселился с женой и детьми в двухэтажном доме на Грузинской улице, что стоял рядом с Удельной конторой. Дом и ныне стоит, носит в справочнике и каталогах имя «Дом Манассеиных» и имеет адрес «Маркса ур., 45».
По воспоминаниям современников, Вечеслав Петрович был всегда бодр и весел и любое дело, за которое брался, всегда доводил до конца. Все время, кроме зим, он жил в своих имениях, и дом его, как и в бытность жандармским начальником, был открыт для всех.
«Хороший барин», называли его крестьяне, которые шли к нему по многим причинам.
Кто – за хлебом («Барин наш добрый, он даст»).
Кто – с хворями – за лекарством.
Кто – за советом («Барин наш худого не присоветует»).
И он принимал всех, кто в нем нуждался. Поэтому отмена крепостного права прошла в его имениях безболезненно, и отношение к нему крестьян не изменилось.
Поздней осенью он приезжал в Казань. «Мы помним, – вспоминал автор очерка «Вечеслав Петрович Манассеин», – как часто доводилось (ему) обнажать свою седую голову, когда он ехал по улице, его знали все, и стар, и млад спешили засвидетельствовать ему свое почтение».
Вечеслав Петрович и Елизавета Семеновна народили трех сыновей. Старший, Николай, пошел по гражданской линии, окончил училище Правоведения в Петербурге и служил по судебной части, средний, Вечеслав, после Варшавского Юнкерского училища, служил в армейских войсках. Младший часто хворал, и Вечеслав Петрович сам водил его по докторам и даже возил лечить от золотухи и ревматизма на Кавказские минеральные воды.
В последнюю поездку с сыном на Кавказ в конце 60-х годов он почувствовал себя плохо. И с этого времени стал хворать. А братья его умирали один за другим, и к середине 70-х из десяти их осталось только трое: он, Петр и Апрониан, дослужившийся до генерал-майора.
В 1875 году он схоронил самого младшего из братьев Апрониана Петровича. Дети его к тому времени женились и стали приносить внуков, самыми любимыми из которых были Николенькины – Сережа и Лизанька.
А потом он слег. И после «долгой и мучительной болезни», как писал большой некролог, опубликованный в «Казанских губернских ведомостях», Вечеслав Петрович умер. Случилось это 19 апреля 1877 года.
Похороны были назначены на 21-е апреля. Когда гроб с телом покойного вынесли из Грузинской церкви, вся улица перед ней была заполнена бреховскими крестьянами, приехавшими в Казань верхами.
А когда гроб несли по улице, крестьяне буквально умоляли дать им «понести домовинку барина». Не сразу и не охотно их просьбам все же уступили. И они несли гроб с телом Вечеслава Петровича, окружив его плотным кольцом и никого к нему не подпуская, до самого Арского кладбища. А когда им говорили и даже приказывали передать «домовинку» другим, они будто не слышали…
