Общепринятого определения слэнга в лингвистике не существует. Проще всего определить это явление методом исключения. Среди слов выделяются слова литературные и нелитературные. К первым относят слова нейтральные, общеупотребительны и те, которые называют «книжными». Все, что за пределами этого – слова нелитературные… да, и ненормативная лексика тоже, но не только она. К литературным не относятся грубы слова, которые хоть и не являются ненормативными, но в приличном обществе не приняты. Не принадлежат к ним профессионализмы и жаргонизмы… эти две разновидности роднит то, что их можно встретить в речи людей какой-то определенной группы (прежде всего, речь идет о группах профессиональных), но стилистическая окраска их различна. Например, «квинтсекстаккорд», «вариации» – этом музыкальные термины, с точки зрения лингвистики – профессионализмы, а «играть на автомате», «лажа», «дай ляшку» (в значении «дай ноту ля для настройки») – это музыкальные жаргонизмы, музыканты говорят так между собой, но ни один музыковед в диссертации таких слов не употребит.
Все же, что нельзя отнести ни к литературным словам, но к одной из перечисленных групп, это и есть слэнг. Откуда приходят эти слова?
Отчасти слэнг – это «бывший жаргон», т.е. слова, зародившиеся в качестве жаргонизмов, но впоследствии «перешагнувшие» пределы социальной группы, породившей их. Вспомним забавный диалог из фильма «Сердца четырех»: «Шура провалилась. – Куда?» Видимо, в начале 40-х гг. прошлого века, когда создавался фильм, слово «провалиться» в значении «не сдать экзамен» еще только переходила из студенческого жаргона во всеобщую разговорную речь и было понятно не всем (конечно, странно, что студенческий жаргон знает мама студентки, а профессор не знает – но оставим это на совести создателей фильма).
Особенно легко этот процесс идет, когда некое явление перестает быть уделом узкого круга профессионалов, «выплескиваясь на простор» широкой публики – как это произошло на наших глазах с компьютерами и Интернетом, благодаря чему распространился компьютерный и сетевой слэнг (комп, винт, клава, законнектиться и т.п.).
Нередко слэнговые выражения – это не какие-то особые слова, а лексика, изменившая свое значение, и именно такие слова успешнее всего «атакуют» язык, становясь если не литературными, то общеупотребительными. Мы и не заметили, как в приличном обществе стало невозможно сказать «кончать» или «иметь», как слово «трахать» стало обозначать половой акт. Эти примеры как нельзя лучше иллюстрируют ту характеристику, которую дал слэнгу английский лингвист Дж.Гриноу: «язык-бродяга, который слоняется в окрестностях литературной речи и постоянно старается пробить себе дорогу в самое изысканное общество».
Особая разновидость слэнга – это слэнг молодежный (точнее, подростковый, впрочем, в последние десятилетия стремление подражать Западу изрядно размыло границы этих понятий, смешав все в категории «тинейджеров» – и даже 20-летние юноши и девушки зачастую ведут себя как подростки). Появление подросткового слэнга обусловлено несколькими причинами. Во-первых, у подростков, сотрясаемых «гормональными бурями», независимо от индивидуальных различий доминирующим оказывается правое полушарие, ими управляют эмоции – а преувеличенная эмоциональность, экспрессивность характерна для слэнга. Во-вторых, подростки жажду независимости, жаждут обезопасить свой «мир» от вторжения взрослых – родителей, учителей – и слэнг в этом смысле играет роль своеобразного «средства конспирации». И, наконец, он способствует обесцениванию, ниспроверганию всего того, что «навязывают» взрослые (не секрет, что подросток любой совет взрослого, даже самый доброжелательный, воспринимает как покушение на свою свободу) – безусловно, трудно испытывать благоговение перед родителями, называя их «предками», «черепами», «шнурками» (эти слэнговые называния сменили друг друга на моих глазах – как теперь называют родителей, я не в курсе – вероятно, узнаю, когда мои дети войдут в подростковый возраст).
В последние лет двадцать можно было наблюдать два парадоксальных явления: массовый переход слов из подросткового слэнга в речь взрослых и превращение слов из уголовного жаргона в слэнговые путем восприятия их законопослушными гражданами (так, никого уже не удивишь словом «разборка», «прикольный» или «развести на деньги»). В сущности, это было проявлением социальных процессов, происходящих в нашем обществе: с одной стороны, насаждение культа «свободы» и ненависти к «карательной государственной машине», романтизация уголовщины, наблюдавшаяся в 90-е годы, когда дети мечтали стать бандитами, с другой – внушение подросткового стиля жизни через рекламу.
Как относиться к слэнгу? Здесь, пожалуй, следует исходить из принципа уместности (скажем, мы по-разному относимся к известному веществу, используемому в качестве органического удобрения, в зависимости того, обнаружим ли мы его в огороде или на полу в комнате). В речи подростка слэнг, пожалуй, неизбежен и даже естествен – это своего рода «болезнь роста», через которую надо пройти, но если в подростковом стиле начинает разговаривать взрослый человек – в лучшем случае, это просто смешно (и не стоит таким способом «входить в доверие» к собственным детям или ученикам – за своего все равно не признают, а уважать перестанут окончательно).
Но даже подросток должен понимать, где слэнг уместен, а где нет. Вспоминается история, имевшая место в моем родном музыкальном училище. 15-летний студент делал доклад об опере «Кармен», изъясняясь примерно так: «Она его типа развела, типа прикалывается над ним – цветочком чпоньк между глаз!» Преподаватель, героически выслушав сие повествование, ответил: «Ну что ж, нормально ромэн стиснули, но впредь типа следите за своей речью».
В неформальной обстановке, среди ближайших друзей, пожалуй, можно позволить себе кое-какие вольности – в том числе и употребить такие выражения, как «мне по барабану», «тусоваться», «прикол», но за пределами столь узкого круга слэнг недопустим, это будет выглядеть так же противоестественно, как если бы вы похлопали по плечу незнакомую даму – и воспринимать вас будут соответственно.
