Духовность в современных русских женщинах есть, но она скрыта очень глубоко, в самых отдалённых уголках той самой русской души современной женщины, которая спрятана от мира за ширмой пресловутой успешности. Сейчас женщине навязан стереотип эдакой «бизнес-вумен», которая изначально обязана быть самодостаточной. Откуда взялся этот стереотип в России, в которой исторически сравнительно недавно был «в авторитете» домострой? Вопрос был риторический.
Да и само слово «духовность» как-то потеряло свой статус. Ушло из нашего повседневного лексикона. Кануло в Лету. А в русских женщинах осталось, за что современные русские невесты так высоко и ценятся за рубежом.
Испокон веков русские женщины славились не только своей северной красотой, но и качествами русской души, которая всегда отличала россов от тех же германцев, например. В России всё всегда было «от всей души». Эта особенность русского характера и привлекала на необъятную территорию Руси завоевателей, которые тешили себя надеждой на скорую победу. Им казалось, что русские - «простодырые простачки», которые не имеют право на собственную волю, и тем более, на суверенную территорию.
Я не хочу углубляться вглубь веков, слишком долго оттуда возвращаться в современную реальность. Хочу напомнить более близкие в российской истории события. Великая Отечественная война или Вторая Мировая война, например.
Как-то смотрела американский фильм о событиях 2-ой Мировой, в котором рассказывалась история любви молодого американца, ушедшего на фронт, и его юной жены, оставшейся «в тылу». Не помню, как фильм называется, но в душу он запал конкретно. Меня потрясла не сама любовная история. Меня ввергло в шок, как мирные американцы перенесли «все тяготы 2-ой Мировой».
На экране разворачивалась картина, больше похожая на иллюстрации глянцевого журнала об отдыхе в 3-хзвёздочном отеле. Им, американским женщинам, было очень тяжело остаться без нейлоновых чулок и традиционного уик-энда в обществе любимого мужчины. Все «тяготы войны» главной героини фильма заключались в том, что оставшись одна, она не смогла устоять перед ухаживаниями молодого друга мужа-фронтовика. Она работала на заводе по производству авиабомб. Цех был очень чистый, светлый и тёплый. Юная героиня бегала на работу на каблучках-«рюмочках» и в пышной кримпленовой юбке. Такой, которые в Советском Союзе вошли в моду в 50-х годах прошлого века у девушек стиляг.
Героиня фильма была очень подавлена своим поступком. Настолько, что она давилась традиционным американским яблочным пирогом. И, тем более, вставал поперёк горла любимый мужем бифштекс с кровью, который она готовила каждый день, чтобы запахом поджаренного бифштекса вернуть в памяти счастливые дни, когда муж был дома. Все её глубокие переживания были связаны с изменами мужу. А в промежутках между изменами, она ещё очень тяжело «доставала» нейлоновые чулки и ярко красную помаду… В общем, фильм «убил своим глубоким смыслом».
По рассказам моей бабушки могу представить картину, которая была в российской глубинке времён 2-ой Мировой. Голод стоял страшный. Дед «выбил» себе повестку на фронт, хотя у него была «бронь». Он ушёл на фронт весной 1942, перед этим засеяв рожь и пшеницу на колхозных полях. Бабушка говорила, что из деревни на фронт ушли все мужчины. В деревне остались лишь женщины с детьми да дряхлые старики, которые могли только сидеть с этими малолетними детьми. Женщины впрягались вместо лошади и обрабатывали землю, которую оставили им мужья. Рожали детей прямо в поле. Тут же, покормив их в первый раз в жизни, оставляли под гумном. Сидеть в обнимку с дитём было некогда, надо жать хлеб серпами, пока погода стоит хорошая. Потом ещё молотить, заливая всё вокруг кровью после родов. А дома свёкр и свекровка нянчатся с детьми, мал-мала меньше. И все хотят кушать. Одна корова на всю улицу, да один бык на 3 близлежащие деревни. Остальных домашних животных забрали люди в кожаных куртках, приехавшие из района. «Всё – для фронта! Всё – для Победы!»
Бабушка рассказывала, как варили похлёбку из лебеды и картофельных очисток. Председательшу колхоза, которая выдала по кульку зерна с нового урожая, чтобы женщины смогли накормить «до сыта» своих детей, тех, что рождены от защитников Родины, расстреляли прямо на глазах обессиленных деревенских баб. В назидание, что «Всё – для фронта! Всё – для Победы!»
Дед погиб летом 1942 года в Ленинграде. Похоронка на деда пришла в конце ноября 1942 года, как раз после рождения моей матери. Бабушка упала в сенях от такого известия, на шум прибежали трое самых старших детей и старики. Бабушка говорила о своём состоянии так: «Я выла и орала, проклиная всех и вся. И немцев, и того военкома, который выдал повестку «бронированному» мужу, и Сталина вместе с этой Родиной». Прадед был человеком очень мудрым. Узнав о смерти своего сына, он немедленно затащил впавшую в безумие сноху в дом, потому что из сеней было хорошо слышно на улице всё, что в сердцах говорила убитая горем женщина. Прочитав похоронку, прадед сказал: « Не ТЫ одна! Эка невидаль – вдовой остаться! Собирайся на ферму, нечего мне тут детей пугать!»
Деревня наша татарская, то есть мусульманская. Мечеть была разрушена в 30-х годах, когда начались гонения на религию. Но религия осталась в душах, там никто ничего разрушить не смог. В мусульманскую деревню пришёл с района приказ, чтобы колхозники немедленно начали разводить свиней, запрещённых Священным Кораном. Руководители партии отличались редкой проницательностью и дальновидностью: мусульмане и грамма свинины в рот не берут. Поэтому ферма, которая была в деревне, являлась свиноводческой.
Зима 1942-1943 годов была ничуть не теплее предыдущей. Свиньи мёрзли в каменной ферме, поросились плохо, еды не было даже людям, не то, что свиньям. Но, тем не менее, женщины умудрялись кормить свиней сеном и соломой. Опорос был наполовину «пустой», то есть поросята рождались очень слабыми и умирали, не прожив и суток. Поэтому таких поросят женщины резали и относили в соседнюю деревню, где находился детский дом. Кстати, в этом детском доме вырос Чингиз Айтматов. «Дети не должны голодать, им поднимать страну из разрухи после войны» - говорили женщины, будучи почему-то абсолютно уверены в нашей Победе. Домой никто из женщин не брал и поросячьего хвостика – Коран запрещает их даже выращивать, не только есть.
Голодные, холодные, в разорванных телогрейках и дырявых лаптях, надетых на портянки из мешковины, женщины нашей деревни успевали сеять и убирать хлеб, косить сено, валить лес, растить детей. Своих и чужих. Тех, кто жил в детском доме. С группой новых эвакуированных сирот в деревню пришёл брюшной тиф, выкосив половину деревенских и детдомовских ребятишек. Посреди жестокой зимы женщины, вопя и скуля, как побитая собака, голодные и больные, хоронили своих и чужих детей. Они находили силы и слёзы, чтобы оплакать сирот, чужих по крови и по вере. В исламе нельзя оплакивать покойных. Но этих сирот оплакивали всей душой, чтоб как у людей. Чтоб знали, что их, этих эвакуированных сирот со всего оккупированного Запада, всё-таки любят. Пусть так поздно и так горько, но любят. Бабушка потеряла 3-х из своих 6-и детей…
Вернулись с войны мужчины. Их было 5 человек из ушедших 478. Деревня большая была. Двое вернулись к своим жёнам, которые об измене и слыхом-то не слыхивали. Один вернулся к «разбитому корыту» - брюшной тиф унёс всю его семью. И мужчина решил не оставаться в доме, где всё напоминало о дорогих сердцу людях, за чью свободу и жизнь глава семьи проливал кровь. Свою и чужую. Он уехал из деревни. А двое мужчин вернулись инвалидами – один без ноги, а второй, вообще, «огрызком» - без рук и без ног. За ним в район женщины сами ездили, чтобы привезти домой. Мужчина без ноги был тут же определён бухгалтером в колхозную контору. Там и научился дебет с кредитом сводить. А вот с «огрызком» надо было что-то решать. Инвалид не был женат, поэтому за ним приходилось ухаживать престарелой матери.
И решили горемычные деревенские бабоньки пустить «огрызка по кругу». В деревне осталось много совсем юных «солдаток», многие из которых не успели насладиться даже «медовым» днём, не то что, «медовым месяцем». Если хотя бы ночь была между никяхом и отправкой на железнодорожный вокзал, и на том троекратное «Слава Аллаху!». В общем, остались молодые женщины без детей, потому что мужья слегли где-то на полях войны, так и не познав настоящей женской любви. Вот и пришли женщины к выводу, что «огрызок» ведь мужик, какой ни какой, пусть у каждой «солдатки» живёт по месяцу или более. Пока не наступит долгожданная беременность. Молодая женщина и обмоет, и накормит, и обстирает лучше, чем престарелая мать.
Так и носили женщины инвалида-фронтовика на руках из одной избы в другую. «Цель оправдывает средства». Пока ветеран сам слёзно не взмолился: « Что ж вы со мной делаете-то, дуры? Я хочу с одной остаться. С той, которая примет меня такого, какой есть, да мою престарелую мать не осиротит!» Мужские слёзы искалеченного фронтовика быстро отрезвили женщин. Меж молодых деревенских баб была драка…
Современные женщины рождены от тех деревенских баб, на чьи хрупкие плечи легла война всей своей 4-хлетней тяжестью. Именно эти бабушки нас воспитывали, рассказывали нам сказки и легенды, учили жизни. Учили, что нельзя смешивать Божественное и земное. Что каждый из нас – чудо Божественного творения. Всё это мы понимаем, осознаём, стремимся быть именно Чудом. Только в ХХI веке кто-то все понятия подменил. Всё перепутал. И мы эту уродливую путаницу сами выдаём за Истину. Откуда на Святой Руси взялись понятия, представления, стереотипы, совершенно чуждые нашему народу?
Есть у нас, российских женщин, духовность. Она не пропала в очередях Советского Союза. Не девальвировалась вместе с рублём в 1998 году. Не ушла «в аут» в период мирового финансового кризиса. Мы здесь, рядом с вами, мужчины. Мы не «свали за бугор», мы все тяготы делим вместе с вами. Как можем, как умеем. Как нас научили наши бабушки, пережившие войну и благодаря которым мы все рождены на белый свет. Только мужчины ищут в нас не то и не там, потому что сами потеряли жизненные ориентиры и перепутали все жизненные приоритеты...
Смотритесь в нас, как в зеркало. Мы - ваше отражение, ваше ребро.
