Собственно, и сама революция возникла не на пустом месте – вначале была философия Просвещения с её стремлением перестроить жизнь на разумных началах… правда, просветители не предполагали, что это можно сделать с помощью революции, они всего лишь предлагали поставить во главе государства просвещённого человека – но в реальности редко что-нибудь выходит так, как предполагают философы. Новая жизнь европейской цивилизации рождалась в крови якобинского террора – «Да, будет так, будет так, будет так! Всех аристократов мы повесим!». Повесили (точнее сказать – порубили на гильотине) – а жить от этого легче не стало… т.е, кому-то, может, и стало – тем, кто успел набить карманы и стать во главе нового порядка – как было сказано одним из деятелей той эпохи, «власть меча сменилась властью денежного мешка». И если у ненавистных аристократов былых времён ещё могло быть какое-то понятие о чести, то теперь…
В общем, предречённого просветителями «царства разума» не получилось. Да и так ли плохи были феодальные порядки? Человечество обращает взгляд в глубь веков – не к античности, которую так любили Возрождение и классицизм, нет – к эпохе, которую до сих пор презирали… к эпохе, последний отголосок которой уничтожили буржуазные революции, столь разочаровавшие современников – к Средневековью. Именно тогда родился знакомый нам образ Средневековья – с благородными рыцарями, прекрасными дамами, мудрыми и справедливыми королями – может быть, не во всём соответствующий реальности, но такой пленительный! Да и что говорить, когда речь заходит о Средневековье, в первую очередь вспоминаются не уроки истории – а романы сэра Вальтера Скотта, английского романтика…
А главное, Средневековье – это своя, родная старина! Когда сопоставляешь периоды классицизма и романтизма, возникает впечатление, что людям надоели все эти греческие боги и герои – и они вспомнили, что у них есть своя мифология! «Сказки» братьев Гримм, знакомые нам всем с детства – это лишь один сборник народных сказок, записанных и изданных тогда – таких сборников было много… и не только сказок, но и песен, баллад (самый известный пример такого рода – «Волшебный рог мальчика»). Человек эпохи романтизма остро ощущает потребность прикоснуться к своим национальным корням – и на волне самосознания возникают национальные школы. Попробуйте вспомнить великих композиторов эпохи классицизма – скорее всего, вы назовёте либо итальянцев, либо немцев с австрийцами. Среди великих романтиков немцев тоже немало (К.М.Вебер, Ф.Шуберт, Р.Шуман и др.), но не только – тут и венгр Ф.Лист, и поляк Ф.Шопен, и чех А.Дворжак…
Мир народных преданий как нельзя более соответствует мироощущению романтизма – таинственный и прекрасный, противопоставленный миру реальному. В реальном мире нет воспетого Новалисом «голубого цветка» – нет идеала… где же его искать? Быть может, в человеческой душе?
Человеческая душа становится предметом самого пристального «исследования» романтиков. Мир – он такой огромный, а человек в нём – такой маленький, его чувства так мимолётны… чтобы «остановить мгновения» движений человеческой души, не всегда подходит симфония или опера с их монументальностью – гораздо удобнее «маленькие» жанры, и романтики поднимают их на щит. Впервые в истории музыки появляются композиторы, главной «визитной карточкой» которых становятся песни – прежде всего Ф. Шуберт. Не меньше любят романтики и инструментальные миниатюры – тут они поистине неистощимы на выдумку. Миниатюры могут быть отдельными и объединяться в циклы («Карнавал» Р.Шумана), могут иметь конкретные названия – или быть областью «чистой» музыки («Песни без слов» Ф.Мендельсона), могут облекаться в танцевальный ритм – но для танца как такового при этом не предназначаться (мазурки Ф.Шопена)…
Впрочем, не оставляют они ни оперу, ни симфонию Правда, симфония становится другой – она уже не так строго следует канонам классицизма (да и как может следовать какому-то канону движение человеческой души!), то «сжимаясь» до двух частей (как «Неоконченная» Ф.Шуберта), то вырастая в монументальную 5-частную конструкцию (как «Фантастическая» Г.Берлиоза). Сметая границы сонатно-симфонического цикла, симфония перерождается в принципиально новый жанр – программную симфоническую поэму.
Другой становится и опера. Прежде всего, на оперную сцену приходят другие персонажи: вместо набивших оскомину античных богов и героев – любезные романтикам герои народных сказок («Волшебный стрелок» К.Вебера), средневековые рыцари («Лоэнгрин» Р.Вагнера). А боги и герои есть и свои – чем Вотан хуже Зевса, а Зигфрид – Геракла! Так рождается вагнеровское «Кольцо нибелунга»…
Но вернёмся к главной теме романтизма – «исследованию» человеческой личности. Личность эта всегда в конфликте с обществом, в котором живёт:
Нет, лучше мерзостный порок,
Разбой, насилие, грабеж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож! –
писал немецкий романтик Г.Гейне. «Сытые рожи» со «счетводной моралью» – это главные враги романтиков – филистеры. Слово это («филистимляне» по-немецки) возникло намного раньше – в XVI веке, так немецкие студенты называли добропорядочных бюргеров, недолюбливавших студенческую «вольницу» (не меньше, чем библейские филистимляне – евреев), но именно в эпоху романтизма слово «филистер» стало синонимом «обывателя» в самом низком и ужасном смысле слова:
Им только б жирно есть и пить,
Кротовье счастье брюху впрок:
Как дырка в кружке для сирот,
Их благонравный дух широк.
Их труд – в карманах руки греть,
Сигары модные курить.
Спокойно переварят все, –
Но их-то как переварить?
Действительно – живому, мыслящему человеку с «миром филистеров» не по пути – и этот мир его не принимает (как гофмановского Иоганеса Крейслера) – потому-то романтический герой всегда трагически одинок. В таком мире он может быть либо разочарованным, либо бунтарём (пример того и другого типа – соответственно «Паломничество «Чайльд-Гарольда» и «Корсар» Дж.Г.Байрона).
В своём интересе к человеческой личности романтизм доходит до самых тёмных глубин: безумие, одержимость, отвержение общепринятых норм… Так рождается образ романтического злодея с его тёмными помыслами – не лишённого, однако, притягательности…
Вообще, романтизм любит всё мрачное и таинственное – именно эта эпоха породила готический роман (иногда его называют романом ужасов) с его мрачными тайнами прошлого, старинными замками, населёнными призраками.
Всё в этом мире проходит через рождение, расцвет и смерть. Романтизму тоже суждено было исчерпать себя, выродившись в штампы, подвергнутые осмеянию – и уступить дорогу новым художественным направлениям. Но творческие находки романтиков продолжает жить в новых эпохах – и это не только стихи Г.Гейне, симфонии Г.Берлиоза или мазурки Ф.Шопена, которые восхищают нас до сих пор. Многое, что нам кажется неотъемлемой частью нашей эпохи – мистические триллеры, литература в жанре fantasy – уходит корнями в романтизм…
И по сей день мы называем романтиком человека, не склоняющегося перед «миром филистеров» и верящего в свои идеалы вопреки всему!