Место, где был встречен Пахомий с чудотворным образом, было помечено крестом, который встал аккурат близ старого соснового бора.
Затем на месте креста срубили небольшую часовенку, а в 1687 году, недалеко от часовни, иеродиакон Стефан основал в память девяти мучеников города Кизик монастырь с деревянной церковью Введения Богородицы на центральных «царских вратах».
В 1691 году началось в монастыре каменное строительство. Были построены двухэтажный корпус монастырских келий, сохранившийся до наших дней, надвратная церковь святого князя Владимира – также одна из старейших построек, дошедших до наших дней и двухэтажная трапезная, соединяющая главные врата монастыря с корпусом келий, под которой существовали еще одни небольшие воротца, являющиеся ныне единственным входом в возвращенную обитель.
Монастырь был обнесен каменной оградой. Помимо Владимирской в 1692 году была сооружена великолепная церковь Введения Пречистой Богородицы, заменившая старую деревянную, поставили церковь и во имя основателя монастыря Стефана, - обе не дошли до наших дней. На вторых воротах, по сведениям исследователя казанской старины Петра Рычкова, до 60-х годов XVIII столетия стояла старая деревянная церковь «Иоанна Златоустаго».
Комплекс монастыря был закончен и освящен, согласно сохранившейся грамоты российского патриарха Адриана, в 1701 году. Монастырь занимал довольно большую площадь и примыкал с севера к сосновому бору, остатки которого в виде сосновой рощицы служат ныне парком при ДК Химиков.
Монахи, число которых колебалось в разное время от четырех до десяти, жили, работали, молились и умирали, находя последний приют тут же, на монастырском погосте, близ западных его стен, по части которого ныне благополучно ездят авто и ходит троллейбус.
Популярен, если можно так сказать, был погост и у гильдейного казанского купечества. Здесь нашли последний приют знаменитый купец Иван Федорович Дряблов, держатель суконной фабрики, в доме которого провела почти неделю во время своего визита в Казань в 1767 году Екатерина II; все семейство Каменевых, включая поэта Гавриила Петровича Каменева, на могильной плите которого была эпитафия в стихах.
Здесь лежит не одно поколение именитых купцов Котеловых, поднявших Ягодную слободу, и множество, множество других.
Кизическое кладбище быстро разрасталось. Как писал епископ Никанор сто десять лет назад, монастырский погост имел пять отделений.
Первое, и самое древнее, было южнее храма Введения.
Второе – по правую руку от церкви.
Третье – по левую.
В сосновой роще «по левую сторону дорожки» – четвертое, а по правую – пятое отделение. Всего к концу XIX века во всех отделениях насчитывалось около 700 памятников, не считая дубовых крестов с табличкам и без.
С конца XVIII века на погосте монастыря стали хоронить и дворян, и первыми «насельниками» его были казанские роды Родионовых и князей Баратаевых. Кроме того, были семейные склепы и большие земельные территории лучших дворянских фамилий Казани – Желтухиных, Чертовых, Останоквых, Горталовых, Чемезовых, Бутлеровых, Чекмаревых, Осокиных, Романовских, Волк, Татищевых, Панаевых…
Везде, где говорится о Кизическом монастыре, пишется, что на его кладбище нашел последний приют граф Илья Андреевич Толстой, казанский губернатор в 1815-1820 годах. Но ведь кроме него на Кизическом кладбище лежат еще три казанских губернатора: князь Семен Михайлович Баратаев с женой, сыном и внуком; Борис Александрович Мансуров и Федор Федорович Желтухин с супругой и сыном Петром Федоровичем, кстати, генерал-лейтенантом и бывшим правителем княжеств Молдавии и Валахии, над могилой коего был некогда чудный мавзолей из белого мрамора.
Здесь лежит где-то сподвижник Суворова генерал Аркадий Аполлонович Чертов, почивший в возрасте 105 лет.
Где-то в самой древнейшей части кладбища была могила князя Александра Николаевича Трубецкого, умершего еще в 1789 году.
Здесь покоятся (покоились?) останки двух Начальников Порохового завода: генерал-лейтенанта Якова Петровича Тебенькова и Ивана Петровича Берха.
Под великолепным памятником черного мрамора в виде вазы была могила княжны Анны Богдановны Давыдовой, а под мраморной плитой с наложенным на нее литым чугунным крестом покоилась жена российского сенатора Варвара Марковна Мертваго.
Все смело время и люди, не помнящие родства. В 1920-м монастырь был упразднен, стал растаскиваться, а в 30-е годы лучшие его строения были снесены. Сам я, сколько себя помню, видел на монастырских стенах лишь таблички: военкомат Ленинский, Московский… Не было пощажено и кладбище. И нет более могилы героя Отечественной войны 1812 года полковника-бригадира Николая Никитича Чичагова. Нет склепа древлянских князей Болховских, род коих, возможно, был старше всех князей-рюриковичей; не выведать уже места, где лежал некогда знаменитый на весь мир ученый-астроном Иван Михайлович Симонов. И никогда не увидеть обелиска из цельного камня, на одной стороне которого был вырезан рельефный портрет покойного поручика Афанасия Павловича Ляпина в ботфортах, кивере и "александровским" мундире, а на другой – такое же изображение безутешно скорбящей матери с эпитафией под ним:
Покорствуя судьбе, как прочи человеки,
Питомец марса здесь покоится на веки!
Трофеи, лавры, честь как будто онемели…
Надежда матери с ним вместе улетели.
Богатства где-ж? Их нет! Он чтил лишь добродетель;
Он честен был и добр – тому сам Бог свидетель.
